Ни звука, насколько мне известно, ни полслова в средствах массовой дезинформации об исполнившемся 160-летии со дня рождения почвоведа и мыслителя мировой величины Василия Васильевича Докучаева. Оно и понятно. Не христопродавец и даже не джазмен. "Это был русский самородок, всецело сложившийся в России, совершенно чуждый Западу" - так отозвался о своем учителе создатель Учения о биосфере планеты академик В.И. Вернадский. (И - просится сегодня добавление - тем не менее оказавший громадное влияние на земледелие и на Западе, и во всем мире, спасший миллионы жизней от голодной смерти. Но такова, куцая, память сытых, способных забыть и о том, кому обязаны спасением от душегубок Второй мировой).
Хотя родился и первые научные исследования В.В. Докучаев провел по соседству, в Сычевском уезде Смоленской губернии - с Брянщиной он как будто бы прямо и не связан. Не бывал (разве что проездом), не исследовал здесь почв (кроме упоминающегося в капитальном труде "Русский чернозем" образца, доставленного из-под климовского Ново-Ропска). И тем отрадней, что юбилей основоположника генетического почвоведения отмечен у нас сразу в двух научно-просветительских учреждениях. Два дня, 1 и 2 марта в Кокине, в государственной сельхозакадемии, проходила посвященная ему научно-студенческая конференция. А 3 марта в областной научной библиотеке состоялись внеочередные научные чтения областного отделения Докучаевского общества почвоведов России. Сама же библиотека силами отдела сельскохозяйственной литературы приурочила к чтениям выставку книг о русском почвоведении, включая и уникальные, едва не прижизненные издания, - со своих стеллажей и с полок домашних библиотек своих читателей.
Да может ли наука, оставаясь беспристрастным инструментом познания, быть национальной - русской в данном случае? Рассуждая об этом, Ф.М. Достоевский, один из родоначальников духовного почвенничества, пояснял: "Дважды два четыре не наука, а факт. Открыть, отыскать факты - еще не наука, а работа над фактами есть наука". Именно титаническая работа над колоссальной массой собранных фактов о почвах России позволила и В.В. Докучаеву прийти - с другой стороны, от науки, - к почвенническому мировоззрению. Одинаково важен поэтому (и интересен!) путь с двух сторон к одной точке, поскольку она и есть отправная для русского - генетического - почвоведения.
При этом остается лишь изумляться и естественно сложившейся программе юбилейных чтений: основной докладчик, председатель общества брянских почвоведов, кандидат географических и доктор сельскохозяйственных наук Г.Т. Воробьев рассказал о генезисе (возникновении и развитии) личности создателя науки "исключительно родной, русской", по определению самого же В.В. Докучаева; кандидат сельскохозяйственных наук, ученый-лесовед Е.С. Кретов - о широкоохватном влиянии Докучаева-просветителя не только на почвоведение, но и ботанику, географию, геологию, лесомелиорацию. А третий содокладчик, кандидат филологических наук из Брянского госуниверситета Н.А. Шестакова - о генезисе и слова "почва" в его сугубо русском, не встречающемся в западных языках понимании.
Вместе с добавлениями, высказанными доктором географических наук Г.В. Бастраковым и доктором сельскохозяйственных наук А.С. Кононовым - сотрудниками того же классического университета, другими участниками чтений, буквально на глазах воссоздавалось рождение и развитие самого почвеннического мировоззрения - в науке и духовной культуре. Начать с того, что докладчик обратил внимание на роль старшего брата Докучаева - Тимофея. Автор впоследствии педагогического учебника, Т.В. Докучаев с истинно педагогическим тактом, ненавязчиво направлял и поддерживал Василия в его глубинных, еще и самим им не вполне осознаваемых устремлениях. Когда младший после Смоленской духовной семинарии вдруг (?) выбрал отделение естественных наук С.-Петербургского университета, старший присылает ему из Москвы книгу геолога Г.Е. Щуровского. Того самого, который так же, как впоследствии и Достоевский, желал, "чтобы наука в России, оставаясь общечеловеческой, в то же время была бы и своенародною, русскою..." "У каждого народа, - писал, - свой склад ума, свой характер, своя история, своя природа и свой язык".
В отличие от западных тогдашних естествоиспытателей - препараторов природы Щуровский считал всю ее столь цельной, что одухотворял даже царство минералов. "Не верьте тем холодным натуралистам, которые искони обрекли его на вечную мертвенность, - внушал студентам Московского университета (лет за десять еще до рождения В.В. Докучаева). - Нет, жизнь глубоко скрыта в минералах. Все части органических тел, составляя целое, живут..."'Первым предметом, которому потом учил уже молодой ученый Докучаев, была как раз "мертвенная" наука о минералах - кристаллография, и читал он ее так, что студенты с семи (!) утра занимали очередь в аудиторию, где только в девять тот начинал свою лекцию.
Теперь смотрите. Одним же из учителей в университете у самого Докучаева был известный ботаник профессор А.Н. Бекетов (брат Н.Н. Бекетова, дедушки глубоко русского поэта-антизападника Александра Блока. Но это к слову). Учитель Докучаева раньше Ч. Дарвина пришел к выводу об эволюционном пути развития природы, но в отличие от того считал, что не столько вследствие жесткой конкуренции, а в гораздо большей мере благодаря содружеству всего живого сложилась гармонически цельная природа. Проще сказать, не война, а любовь движет эволюцией. А.Н. Бекетов первым же обратил внимание на широтную зональность природы - то, к чему самостоятельно затем в конце жизни пришел и Докучаев, работая с фактами эволюции почв: "Почвенные зоны сливались и совпадали с зонами природы, зонами естественно-историческими... В этих зонах мы видим высшее проявление мирового закона любви". Совпадение не только зон, но и взглядов обоих ученых - полное.
Остается добавить: и Ф.М. Достоевский, друживший в молодости с А.Н. Бекетовым, признавался, что испытал его влияние. Не отсюда ли и его предостережение от ошибочности недооценки цельности природы: ("Мы воспринимаем природу целым, но бессознательно или малосознательно")? И, как ни странно, а раньше всех именно он, Федор Михайлович, обратился к почве как основе русскости. В споре с западниками пояснял: "Напали на нас... говоря, что почва пустое слово, которое мы сами не понимаем и которое изобрели для эффекта... На пустое слово... не нападают с таким ожесточением... Они очень хорошо знают, что призывы к почве, к соединению с народным началом не пустые звуки, не пустые слова...". И еще его, злободневное и поныне: "По русскому, основному, самородному понятию, не может быть русского человека без общего права на землю. Западная наука и жизнь доросли только до личного права на собственность". Сегодня "недоросли", как и "менялы в храме", искушают русского иудиными сребрениками. Говоря поэтому, что В.В. Докучаев, будучи самородком, совсем уж чудесным образом оказался в той же исходной точке, из которой пошла и есть "исключительно родная, русская" наука, - осмотримся. Как видим, шел-то он к ней в уже царившей очистительной атмосфере духовного сопротивления.
Природа, согласно духовному почвенничеству, целостная, живая. Но это ведь тоже и чисто народное, русское представление о земле как матери всего - земле-матушке. Словом одним и обходился (разве что еще "земелька", "землица"). Для науки же "исключительно родной" потребовалось иное, но тоже родное слово. А оно уже и витало - с готовым духовным наполнением.
О происхождении слов "почва", "грунт", "земля" рассказала на чтениях филолог Наталья Алексеевна Шестакова. Немецкое "грунт", придя через Польшу, со временем заняло свое место в русском языке, главным образом как обозначение основания. Даже "грунтовые воды" - это подпочвенные, те, что пребывают в подстилающей породе... Грунтовка холста в живописи... Грунтовая, с невымощённым основанием дорога... Почти полностью отступилось во всеохватные значения слово "земля". Можно даже сказать, что с приходом новой науки у них, у обоих этих слов, "ушла почва из-под ног". И это ничего. Страшно, когда родную почву выбивают из-под ног целого народа.
В письменных источниках "подъшьва" известна с XI-XIII веков, но поскольку пришло оно с восточными славянами, то, скорее всего, жило многие столетия и раньше. И обозначало в исконном смысле то же, что и ныне: то, с чего у самой земли человек начинается. С подошвы ног. Попадая при произношении под ударение, "ъ" превращается в "о", а безударный "ь" - в "е". Ударное, как тому и положено по жизни, удержалось. И, "нащупывая почву", утвердилось настолько, что всем обновленным словом означает уже и то, чем земля свята, - подошву народа, или, по-достоевски, "народное начало" - почву. В самом же генетическом почвоведении оно, оставаясь самим собою, облечено в строгие научные одежды. Отвергнув наносное представление о почве-грунте как о всего лишь верхнем, разрушенном внешними силами слое мертвых горных пород, В.В. Докучаев дал свое определение: "Это суть поверхностно лежащие минерально-органические образования, которые всегда более или менее окрашены гумусом; эти тела имеют свое собственное происхождение, они всегда и всюду являются результатом совокупной деятельности материнской горной породы, живых и отживших организмов (как растительных, так и животных), климата, возраста страны и рельефа местности..."
Всю жизнь его занимало, в какой мере "почвенное тело" можно считать живым организмом? "Почва, - встречаем у него, - как и любой растительный организм, вечно живет и изменяется..." И всегда перед словом "неживое" он, словно продолжая спор с кем-то, ставил "так называемое". А незадолго до собственного перехода в это состояние начал и новую капитальную работу - о взаимоотношениях между живой и так называемой неживой природой. Не потому ль, как с живым, с ним вступил в беседу через столетие один из видных американских почвоведов? (Об этом как-то уже доводилось мне писать. "Сэр, - напомню, спрашивал американец, - я хотел бы узнать побольше о вашей теории зональности"). А на юбилейных чтениях, завершая свой доклад, брянский почвовед после перечисления бед, обрушившихся на русскую землю (уже десять лет, как не обследуются почвы в области и даже почвенная партия расформирована!), воззвал: "Хочется громко, очень громко позвать Василия Васильевича Докучаева - приди, открой нам в двадцать первом веке почву, очисти от капиталистической нечисти "душу ландшафта", иначе - гибель России!"
Первые основательные обследования всех почв Брянской области, пояснил Григорий Тихонович, сделаны по методикам, заложенным Докучаевым в 14-томных материалах изучения им нижегородских земель и 16-томных - полтавских черноземов. Но генетическая связь (по выражению ученого-люпиноведа А.С. Кононова) с Брянщиной великого почвоведа и этим не исчерпывается. После всестороннего изучения причин засух в конце позапрошлого века и жестокого из-за них голода в европейской части России начато по инициативе В.В. Докучаева восстановление повырубленных лесопромышленниками водоохранных лесов, посадка полезащитных лесополос, создание опытных станций в местах особенно порушенного почвенного покрова. Одной из них стала Новозыбковская станция по улучшению земель с помощью зеленых удобрений, сидератов. И Брянщина со временем стала школой этого опыта для страны и поставщиком семян высокоэффективных сортов люпина.
Не кто иной, как В.В. Докучаев, организует по поручению министерства земледелия Особую экспедицию при лесном департаменте для испытания и учета лесного и водного хозяйства. Непосредственным же следствием ее работы явилось создание опытной станции и в Брянском лесном массиве. Последователь его, петербургский профессор Г.Ф. Морозов замечает в своей работе "К вопросу о образовании опытного лесничества в Брянских лесах", что Докучаев стал "невольным основателем лесного опытного дела в России". Морозов и сам едет сюда, привлеченный феноменальностью этого "географического индивидуума". И он, и его ученик В.Н. Сукачев приходят к выводу, что фактически вся феноменальность обусловлена эволюционно, естественно-исторически сложившимся характером ландшафта и почв под Брянским лесом, обусловившим, в свою очередь, и содружество всех его лесообразователей как цельного организма. Несомненно, эти выводы впоследствии предопределили и создание Георгием Федоровичем Морозовым тоже родного, русского Учения о лесе как гармонически живом лесоорганизме, а Владимиром Николаевичем Сукачевым - Учения о биогеоценозе как цельности всей живой природы.
Вот какое величественное древо взросло на русской почве, какие могучие ветви - Учение о биосфере, Учение о лесе, Учение о биогеоценозе - выросли на мощном стволе русского генетического почвоведения.