«Жил был я:

Помнится, что жил...»

(С. Кирсанов)

   …Почётное место на моих домашних книжных полках занимает белоснежный четырехтомник нашего сегодняшнего юбиляра – Семёна Кирсанова. Читая и перечитывая его, я ещё раз убеждаюсь в  уникальности этого несомненного мастера отечественного стихосложения!

Если бы нужно было очень коротко охарактеризовать этого замечательного поэта, пожалуй, можно сказать так: «Он был лучшим учеником В. Маяковского и учителем Андрея Вознесенского и Евгения Евтушенко!»

Ну, а так как 18 сентября Семёну Кирсанову исполняется 115 лет, то, конечно, расскажу об этом необыкновенном авторе более подробно!

Семён Кирсанов, один из последних футуристов, родился 18 сентября 1906 года в г. Одессе.

Согласно автобиографии, своё первое стихотворение («Смешно, как будто жизнь дана») он написал в 1916 году.

Революцию встретил 12-летним гимназистом. Написал стихотворение, заканчивающееся словами «Со стены Николку вон!» – и за это его побили «соученики, чиновничьи сынки», как сообщал он в автобиографии.

Когда Кирсанову исполнилось 16 лет, он создал и возглавил Одесскую ассоциацию футуристов. Печатался в одесских газетах, писал пьесы для молодежного левого театра и играл в нем. Интересно, что молодежные спектакли шли в цирке. Кирсанов называл цирк источником своего поэтического вдохновения: «В те годы, когда я начал выступать, а потом печататься, некоторые критики обзывали мои стихи «циркачеством». Меня это нисколько не обижало. Я завидовал цирку и моим идеалом было добиться такого же магического влияния на слушателей и читателей. Я жаждал создать такую поэзию, которая могла бы соревноваться с точностью походки канатоходца, с отвагой гимнаста, летящего с трапеции на трапецию, с композицией рискованных живых пирамид на уходящей под купол лестнице, которую держит только один, и этот один был для меня воплощением поэта, способного создать и удержать рискованную поэтическую композицию».

Среди самых известных стихотворений раннего Кирсанова – «Мери-наездница», где в ткань стиха вплетены цирковые команды – гоп, гоп, ца-ца, и «Мой номер» – стихотворение, графически исполненное как изображение канатоходца с шестом в руках. Оно заканчивалось словами: «Циркач стиха!» Это определение приклеилось к Кирсанову на всю жизнь, да и после смерти его часто называют циркачом и фокусником, не видя ничего другого: с непривычки разглядеть за сложной формой живое содержание неискушенному читателю трудно.

В 1922 году в Одессу приехал Маяковский. Кирсанов читал ему свои стихи – и Маяковскому они очень понравились. Он позвал Кирсанова читать стихи вместе. Ему вообще нравилось выступать с маленьким Семой: тот читал неожиданно звучно и интересно. И еще: Маяковскому было важно иметь молодых продолжателей: футуризм жив! Словами Маяковского «Слово предоставляется товарищу Кирсанову» тот потом назвал одну из своих книг.

Молодой поэт отправился завоевывать столицу в январе 1926 года.  Маяковский относился к нему по-отечески: «Кирсанчик! Что с Вами? Отчего штаны драные? Отчего грустный?» – «Да вот, Владим Владимч, ночую на бульваре, одеваюсь плохо, ем лук, никто не печатает» – «Идемте к нам жить. Лилечка уехала, будете спать в ее комнате». Маяковский свел его с Госиздатом (ГИЗом), обеспечил первыми заказами. Основной работой для него в это время стали стихотворные отклики на события, газетные новости.

Весть о смерти Маяковского – своего друга и главного поэтического покровителя ‒ была  для С.К. (Семён Кирсанов) настоящей трагедией: он буквально рыдал над гробом знаменитого поэта-главаря!

Известный писатель и журналист той поры Михаил Розенфельд рассказывает о тех событиях так:

«Наверное, никто так глубоко не пережил самоубийство Владимира Владимировича, как Семен. В день похорон он «стоял взъерошенный у печки (на таганской квартире, куда привезли тело погибшего) и так рыдал, прямо как маленький ребенок… совершенно безутешно».

Позже он познакомился с Мандельштамом, своим соседом по дому в Нащокинском переулке, и был с ним очень дружен; современники вспоминают, что иногда они на крыше дома читали друг другу стихи. Сам Мандельштам на допросе в 1938-м назвал Кирсанова среди тех, кому он читал свои стихи о Сталине, и среди тех, кто ему помогал материально.

Когда грянула война,  уже  в конце июня 41 года, С.К. отправился в военкомат добровольцем. Он стал военным корреспондентом «Красной звезды»; его первое место назначения – Северо-Западный фронт под Новгородом. Затем его направили под Гомель, где он занимался изданием фронтовой газеты; его часть во время отступления попала в окружение, откуда он еле выбрался. Едва перевел дух в Москве – и снова на фронт: на Карельский, потом на Калининский.

Но и до войны, и после неё Кирсанов занимал своё особое место  в литературе.  Почему?  А дело в том, что он так на всю жизнь и остался «циркачом стиха»: его постоянно критиковали за формализм и «поэтические фокусы». Кажется, его стихи в то время только так и оценивали: отказался он от формализма или не отказался. Он не отказался. Он по-прежнему создает новые слова, сочиняет анаграммы и палиндромы и даже целые стихотворения из них. Публиковать их берется только «Наука и жизнь». Никто не воспринимает эти эксперименты всерьез – всем это кажется трюкачеством.

Как и Маяковский в свое время, он охотно помогал молодым поэтам. Евтушенко узнали во многом благодаря Кирсанову, а Вознесенский считал себя его учеником! Да, ведь именно Кирсанов изобрёл стремительный ритм, ставший весьма характерным для всей поэзии Андрея Вознесенского, и которым не раз пользовался  Евгений Евтушенко! Он один из немногих учеников Маяковского, проторивший собственный путь во вторую половину XX века.

В личной жизни С.К. было много и радостей, и горестей: ранняя смерть первой жены, предательство второй жены и их развод в 1958 году. Кстати, последнему событию посвящено одно из самых необычных и ярких его творений – на свет появился горестный и страшный «Ад», написанный ромбом: стихотворение свивается в воронку Дантова ада, в нем свистит страшный ветер, который носит Паоло и Франческу – и обманутого мужа, тоже приговоренного к вечной пытке ревностью.

Иду в аду.

Дороги ‒

в берлоги,

топи, ущелья

мзды, отмщенья.

Врыты в трясины

по шеи в терцинах,

губы резинно раздвинув,

одни умирают от жажды,

кровью опившись однажды.

Ужасны порезы, раны, увечья,

в трещинах жижица человечья.

Кричат, окалечась, увечные тени:

уймите, зажмите нам кровотеченье,

мы тонем, вопим, в ущельях теснимся,

к вам, на земле, мы приходим и снимся.

Выше, спирально тела их, стеная, несутся,

моля передышки, напрасно, нет, не спасутся.

Огненный ветер любовников кружит и вертит,

по двое слипшись, тщетно они просят о смерти.

За ними! Бросаюсь к их болью пронзенному кругу,

надеясь свою среди них дорогую заметить подругу.

Мелькнула. Она ли? Одна ли? Ее ли полузакрытые веки?

И с кем она, мучась, сплелась и, любя, слепилась навеки?

Франческа? Она? Да Римини? Теперь я узнал: обманула!

К другому, тоскуя, она поцелуем болящим прильнула.

Я вспомнил: он был моим другом, надежным слугою,

он шлейф с кружевами, как паж, носил за тобою.

Я вижу: мы двое в постели, а тайно он между.

Убить? Мы в аду. Оставьте у входа надежду!

О, пытки моей беспощадная ежедневность!

Слежу, осужденный на вечную ревность.

Ревную, лететь обреченный вплотную,

вдыхать их духи, внимать поцелую.

Безжалостный к грешнику ветер

за ними волчком меня вертит

и тащит к их темному ложу,

и трет меня об их кожу,

прикосновенья ‒ ожоги!

Нет обратной дороги

в кружащемся рое.

Ревнуй! Эти двое

наказаны тоже.

Больно, боже!

Мука, мука!

Где ход

назад?

Вот

ад.

Но уже через год ему достался нечаянный подарок от мироздания: в Бельгии, на поэтическом биеннале, он встретил молодую художницу и поэтессу Изабель Баэс, которой посвятил поэтический цикл «Следы на песке», полный почти детской радости и понимания, что все это скоро закончится. И благодарности за это короткое счастье.

А еще через год он женился – и снова на молодой красавице Людмиле Лукиной. Родился сын Алексей. Поэтесса Олеся Николаева вспоминает их такими: «Кирсанов, признанный поэт, младший современник Маяковского, сам такой красивый старик, словно сошедший с французского киноэкрана. Люся – ошеломительная красавица, каких не бывает!»

Кстати, все вместе они и похоронены рядом в Москве на самом престижном Новодевичьем кладбище, видео сюжет с которого вы увидите в конце моей публикации…

Но и опять его счастье не было продолжительным, врачи обнаружили у него неизлечимую болезнь…

А потому он все чаще думал о смерти, и стихи, написанные о ней, едва ли не лучшее из всего того, что он написал за всю жизнь. Его «Больничная тетрадь», в которой критики опять увидели фокусы и трюкачество, пронзительная, ясная и сильная, как боль – та, которой «болишься, держась за болову, шепча болитвы»… В этом цикле – и «глазоухощеконосодышащее сплю», и страшная звукопись стихотворения «В разрезе», и знаменитое «Жил-был я», и жуткие, завораживающие «никударики»: «Время тянется и тянется, // Люди смерти не хотят, // С тихим смехом: – «Навсегданьица!» // Никударики летят».

Он понимал, что не выкарабкается.

…Его запомнили франтом и гурманом, наследником Серебряного века, владельцем редкой мебели и библиотеки с полным изданием Хлебникова, хозяином квартиры, где висят картины Бурлюка. Он торопился жить. Написал раёшным стихом ироническую поэму «Макс-Емельян»; о ней Гаспаров писал, что Кирсанову удалось создать новую систему стихосложения, дающую возможность «соединить большие темы и идеи с веселой, неторжественной интонацией».

Кстати, именно наш знаменитый академик и литературовед Михаил Гаспаров утверждал, что С.К. является  создателем рифмованной прозы в русской литературе.

Он много ездил – и иногда привозил из поездок что-то волшебно-прекрасное – «Вальпараисо, Вальпараисо»… Приводил в порядок архивы, издавал неизданное, опубликовал поэму «Зеркала», где зеркала сохраняют все отражения, все помнят, всем предъявят счет…

Приведу лишь несколько очень сильных отрывков из неё:

Спиною к зеркалу
вас любят,
вас чтут,
а к зеркалу лицом
ждут вашей гибели,
и губят,
и душат золотым кольцом.

…Все может быть!..
Пора открытий
не кончилась.
Хотите скрыть
от отражений суть событий,‒
зеркал побойтесь,
не смотрите:
они способны все открыть.

Зеркала ‒
на стене.
Зеркала ‒
на столе.
Мир погасших теней
в равнодушном стекле,

В равнодушном?..
О, нет!
Словно в папках
«Дела»,
беспристрастный ответ
могут дать зеркала.

В грудь удар,
в сердце нож,
выстрел из-за угла, ‒
от улик не уйдешь,
помнят всё
зеркала.

Со стены ‒
упадет,
от осколков ‒
и то
никуда не уйдет
кто бы ни был ‒
никто!

Да, по мнению поэта – в зеркалах навечно остается отпечаток тех, кто смотрелся в них.

Ну, и, конечно, отдельная тема – это песни, положенные на его стихи. Порой кажется, что, если бы он сочинил только эти всеобще известные и любимые строки, было бы вполне достаточно, чтобы поставить ему памятник при жизни.

Напомню только главные из них:

«У чёрного моря» (в легендарном исполнении Леонида Утёсова)

Есть город, который я вижу во сне,

О, если б вы знали, как дорог

У Чёрного моря явившийся мне,

В цветущих акациях город…

В цветущих акациях город у Чёрного моря.

А жизнь остаётся прекрасной всегда,

Хоть старишься ты или молод.

Но с каждой весною так тянет меня

В мой солнечный, радостный город!

В Одессу ‒ мой солнечный город у Чёрного моря.

Насладитесь ей по следующей ссылке:  https://www.youtube.com/watch?v=iIzjCEB0Nu8

А как же любима всеми была в исполнении популярного советского ВИА «Самоцветы» кирсановская «Горлица»!

Как из клетки горлица, душенька-душа,

Из высокой горницы ты куда ушла?

Я брожу по городу в грусти и слезах

О голубых, голубых, голубых глазах...

https://www.youtube.com/watch?v=qsvwbMnAyJ0

А помните ли вы, что и «Эти летние дожди», которые когда-то прекрасно исполняла Алла Пугачева, это также он – Семён Кирсанов!

Эти летние дожди,
эти радуги и тучи ‒
мне от них как будто лучше,
будто что-то впереди.

Будто будут острова,
необычные поездки,
на цветах ‒ росы подвески,
вечно свежая трава.

Будто будет жизнь, как та,
где давно уже я не был,
на душе, как в синем небе
после ливня ‒ чистота…

Но опомнись ‒ рассуди,
как непрочны, как летучи
эти радуги и тучи,
эти летние дожди.

https://www.youtube.com/watch?v=oB1jHfaMVYI

А ведь ещё есть романсы, сюиты, оратория, опера, а также вокальная симфония Дмитрия Шостаковича – и всё это на стихи С.К.!!!

Есть ещё  «Смерти больше нет» – последнее стихотворение, которое он сам так гулко и значительно читал.

Смерти больше нет.
Смерти больше нет.
Больше нет.
Больше нет.
Нет. Нет.
Нет.

Смерти больше нет.
Есть рассветный воздух.
Узкая заря.
Есть роса на розах.

Струйки янтаря
на коре сосновой.
Камень на песке.
Есть начало новой
клетки в лепестке.
Смерти больше нет.

Смерти больше нет.
Будет жарким полдень,
сено ‒ чтоб уснуть.
Солнцем будет пройден
половинный путь.

Будет из волокон
скручен узелок, ‒
лопнет белый кокон,
вспыхнет василек.
Смерти больше нет.

Смерти больше нет!
Родился кузнечик
пять минут назад ‒
странный человечек,
зелен и носат:
У него, как зуммер,
песенка своя,
оттого что я
пять минут как умер…
Смерти больше нет!

Смерти больше нет!
Больше нет!
Нет!

10 декабря 1972 года он умер. Его стихи последних лет – печальные, прозрачные, мастерские – и очень-очень живые.

В траве, покрытой листьями,

всю истину узнавший,

цветет цветок единственный,

увянуть опоздавший.

Но ты увянешь все-таки,

поникший и белесый, –

все паутины сотканы,

запутались все осы...

Ты ж, паучок летающий,

циркач на тонком тросе, –

виси, вертись, пока еще

зимой не стала осень!

Андрей Вознесенский откликнулся на его смерть стихотворением «Похороны Кирсанова», где были такие заключительные  строки:

Маэстро великолепный,
а для толпы – фигляр...
Невыплаканная флейта
в красный легла футляр.

…Да, вот таким он навсегда и останется в нашей памяти ‒ лучшим учеником В. Маяковского и учителем Андрея Вознесенского и Евгения Евтушенко.  Грустный циркач на тонком тросе стиха – Семён Кирсанов…

Его трагические строки из песни «Жил-был я» в прекрасном исполнении Александра Градского навсегда западали в душу всем, кто ее слушал:

Жил-был я:
Стоит ли об этом?
Шторм бил в мол.
Молод был и мил.
В порт плыл флот.
С выигрышным билетом
Жил был я:
Помнится, что жил…

https://www.youtube.com/watch?v=hpAEzjdzmdI

И в заключении – обещанное ранее моё видео, которое я недавно снял на могиле этого замечательного поэта…

https://www.youtube.com/watch?v=4mFJpRJS770

С вами был автор рубрики «Поэтический календарь» Михаил Лиознов.