Икона

В нашем доме была старинная икона, отец говорил, что, когда он был ещё студентом, его родители купили дом. А на чердаке этого дома в соломе нашли несколько старинных икон. Как они там оказались? Оказались они там, по-видимому, из храма, стоящего рядом с домом. Когда то, давным-давно, во времена революции, церкви повсеместно закрывали и грабили. Горькая участь не обошла стороной и этого храм. Церковь закрыли, а благочестивые люди, живущие неподалеку, прятали от поругания церковную утварь у себя по домам. Прятали кто где — кто на чердаке, кто под полом, а кто и вовсе закапывал. В общем, много воды с тех пор утекло, и когда мои бабушка с дедушкой переехали в город из деревни, купив старый дом возле разрушенной церкви, на чердаке их ждала неожиданная находка. Людьми они были простыми, советскими, конечно, не отъявленными атеистами, но и не набожными. И когда нашли иконы, то не придумали ничего лучше, как повесить их на стену для красоты, рядом с портретом Чехова и картиной Айвазовского «Девятый вал».

Время шло, отец получил квартиру от работы, и бабушка, вспомнив старую добрую традицию дарить на новоселье икону, подарила образ отцу, вот так он и оказался в нашей квартире.

Квартира была однокомнатной, но с отгороженным темным закутком, и в простонародье называлась полуторкой, собственно, в этом-то темном закутке и была моя комнатка. Она была совсем маленькой, и в ней едва умещалась кровать с небольшим письменным столом, на котором в углу и стояла эта икона. Она была довольно большая, написана на цельном деревянном полотне, правда, хотя местами и краска уже слетела, обнажив грунт, а местами и даже само дерево оказалось повреждено, но все же понять, что было на ней изображено, не составляло труда. Это был стройный человек с длинными волосами и в длинной одежде до пят, держащий небольшую веточку в поднятой вверх руке. Я хорошо помню эту икону, потому что, когда меня наказывали и ставили в угол, а происходило это очень часто, то для вразумления и пущей строгости я стоял в самом тёмном углу, в котором, собственно говоря, и была эта икона. Бывало, я долго смотрел на неё, часто задаваясь вопросом, кто же изображён на ней? мужчина ли? женщина? но потом этот вопрос быстро отпадал, и я просто ее рассматривал. Меня привлекали огромные крылья за спиной человека, диковинная одежда, облака под ногами, иногда, когда становилось совсем скучно, я начинал разговаривать с изображением. Как правило, я жаловался на родителей, несправедливо меня наказавших, и что интересно — после этих жалоб мне всегда становилось легче. Молиться я тогда не умел, да и в нашей семье это никто не практиковал, поэтому первые молитвы рождались сами собой, да и то — лишь тогда, когда я был наказан и стоял в углу.

Затем родители купили дом, начался переезд, и вот тогда икона впервые стала мешать. Звучит жутковато, не правда ли? но это так. Они долго не могли найти ей место, то ли дело маленькие иконки, прекрасно разместившиеся в полочке шкафа стенки, а вот куда поставить эту большую, никто не мог ума приложить. Сначала хотели оставить там, на квартире, и уже вроде бы оставили, но в самый последний момент мама почему-то передумала и забрала ее с собой, я был искренне рад этой перемене, так как к иконе я очень привык, да и в силу того, что я рос жадным мальчиком, мысль оставить чужим людям что-то своё заставляла меня расстраиваться. В общем, долго думали, где ее поставить, и наконец придумали. На шкафу в родительской спальне, под самый потолок. Там, где впоследствии рядом с ней лежали шапки, кепки, рукавички и шарфы.

Вот так мы и начали жить в доме. Прошло несколько лет, я на тот момент уже подрос, в углу больше не стоял, и мое общение с иконой как-то незаметно прекратилось. Лишь зимой, когда я искал шапку или рукавички, ловко закинутые мной на шкаф, я пересекался взглядами с иконой, да-да, именно пересекался. Мне казалось, что она обижена на меня, и я прекрасно понимал за что, от этого мне становилось грустно и даже как то не по себе, но, найдя потерянную шапку, я вихрем уносился из дома и напрочь забывал об иконе и обидах.

Так уж повелось, что в жизни у меня было три любимых праздника: новый год, день рождения и поездка к бабушке. Все они были лишь раз в году, и потому ждал я их с трепетом необычайным. Бабушка жила далеко, билет стоил немалых денег, и поэтому позволить себе это путешествие мы с мамой могли только тогда, когда отец уходил со службы в отпуск и получал отпускные, но этим летом все пошло не так. Этим летом он уволился со службы и поехал в Москву на заработки, так делали многие в конце девяностых. Работал он вместе с моим крёстным, дядей Юрой, которого я очень любил. Он был важный, с густыми усами, много шутил и всегда дарил подарки, но самое главное, у него была машина, и я очень гордился, когда он нас подвозил до дома и соседские мальчишки с завистью смотрели на меня, у них не было такого крёстного, это уж точно. Но вернёмся к лету.

Чайник, подобно электричке, засвистел на плите, мама накрывала на стол, а я сидел и теребил пальцами край кружевной скатерти.

— Чего кислый такой? — спросила мама, потрепав меня по вихрам светлых волос.

— Да ничего, — отмахнулся я. — Просто мне кажется, что к бабушке мы в этом году не поедем…

— Это почему это?

— Потому что лето заканчивается, папка в Москве, а денег, чтоб поехать, нет... 

— Ну, во-первых, деньги есть, просто не для поездок, тебя ведь еще в школу собирать.

— Вот я и говорю, что денег нет.

Горячий борщ на столе струился паром на столе, а я все сидел, понурив голову, не притрагиваясь к еде.

— Так, давай ешь, поедем мы к бабушке на этих выходных, — вдруг неожиданно выпалила мама.

— А как же? — я чуть было не поперхнулся от услышанного.

— А так, что придут деньги, расчёт за форму, которую не получал папка наш, а когда мы приедем — и он уже вернётся с зарплатой, так что ешь, не забивай голову.

Я не мог поверить своим ушам, надо же, как может измениться день за несколько секунд.

— А поедем в пятницу?

— Да, поедем в пятницу.

— А ты за деньгами когда пойдёшь?

— В четверг.

— А?

— Так! ешь давай, птица-говорун.

Всю следующую неделю мои мысли были заняты лишь предстоящей поездкой. Я докучал матери каждую секунду, бесконечно задавая одни и те же вопросы, под конец начиная выводить ее из себя. Время вдруг стало таким вязким, точно клей, я бесцельно слонялся по улице, ежеминутно поглядывая на часы, но время точно застыло и ползло как улитка. Это сильно раздражало, но ничего не поделаешь, я терпеливо ждал и наконец дождался.

В четверг я проснулся в хорошем настроении, дрянная погода за окном меня никак не огорчала, напротив, я был рад, что уже завтра утром мне будет абсолютно все равно на дождь за окном, на похолодание, на то, что из дома не выйти, да и на улице делать нечего, все это меня не касалось, потому что меня ждала поездка к бабушке. А там огромная семья: братья, сёстры, тети, дяди, и все в одном доме, и всем весело.

Кое-как я дождался трёх часов дня, и мама стала собираться за деньгами. По телевизору показывали какое-то неинтересное кино, собственно говоря, и канал у нас был всего один, а у бабушки было много каналов, и мысленно я уже был там, а не здесь. Вообще, как правило, летом дети едут к бабушке в деревню, а мы, напротив, к бабушке в город, так уж сложилось, потому что сами мы жили в очень маленьком городке, походившем более на большую деревню.

Мама наконец ушла, и я принялся ждать. Ожидание мое было недолгим, хотя я и не знал, чем заняться, сначала расставил солдатиков на полу, затем пошёл во двор и пару раз пнул мяч, включил музыку, взял книгу, отложил книгу и опять вышел во двор, как вдруг пришла мама.

— Сынок, дай мне синий таз, дойду до Лукашковой.

— А где он?

— На машинке стиральной.

Я побежал вприпрыжку за тазом, а когда принёс его, то увидел что мама какая-то не такая.

— Деньги дали? — спросил я, затаив дыхание.

— Нет!

Где-то вдали что-то громыхнуло.

— Как же, но ведь, — начал было я, задыхаясь.

— Там же в кадрах Свириденкова Лариска сидит, которая нас заливала в квартире, помнишь, так вот сказала: «Денег в кассе нет, и будут только через неделю». А смысл ехать через неделю, когда уже папка приедет?

— Я так и знал, — сокрушенно махнул я рукой и поплёлся домой.

— Сынок, мы обязательно поедем, — успокаивала мама. Но я уже ее не слушал, я зашёл в их комнату и плюхнулся на широкую кровать.

Жизнь словно остановилась, все надежды были разрушены в один миг, я ненавидел эту Лариску из кадров, ненавидел само слово кадры и вместе с ними весь мир.

Сколько я так пролежал, не помню, но вдруг на глаза мне попалась икона, та самая, с которой я разговаривал ещё пару лет назад. Как родилась эта идея, я и сам не понял, но, встав с кровати, я подошёл к ней и, задрав голову вверх, принялся просить, чтобы она помогла мне попасть завтра к бабушке. Много чего было сказано мной, практически целая исповедь получилась, я просил прощения за то, что забыл о ней, за то, что больше не разговаривал, как раньше, крестился, как сейчас помню, левой рукой, но, несмотря на это, получил облегчение.

Только я закончил «молитву», как во входную дверь постучали. Войдя в прихожую, я увидел знакомую, чёрную машину крестного, стоящую у коричневого палисадника.

— Кто там?

— Сто грамм, открывай крестник.

Я открыл дверь, на пороге стоял дядя Юра, в темных очках, хитро улыбаясь.

— Здарова, Лехман, — так он называл меня всегда.

— Здравствуйте, — поздоровался я в ответ.

— Мама дома?

— Нет, ушла к Лукашковым.

— Это туда за ручей?

— Ага.

— Ладно, Лехман, я спешу, держи от бати подарок, — он протянул мне свёрток.

— Дядь Юр, так вы ж в Москве были?

— Был, но мы теперь с батей твоим вдвоём, вот он меня подменяет, а я на пару деньков домой. Конверт, смотри, матери отдай, не потеряй.

— Хорошо.

— Ладно, пока-пока.

— До свидания, дядь Юр!

Естественно, я посмотрел, что было в конверте, там были деньги и причём много. Столько, что по моим меркам и на поездку к бабушке, и на обновки к школе хватило бы с лихвой. Конечно же, сказать иконе спасибо я на радостях забыл, да и куда там. Ведь вечером, когда пришла мама, мы стали собираться в поездку.

А икона эта до сих пор стоит у нас дома. Изображён на ней Архангел Гавриил с благой вестью к Пресвятой Богородице. Правда, узнал я это, когда мне уже было лет двадцать пять, не меньше. А недавно я узнал, что храм, в котором она, скорее всего, была до революции, восстановлен, там идут службы и мало-помалу налаживается приход. Возникла идея вернуть её туда, где её место, а с другой стороны, может, теперь её место в нашем доме?

 

Шупиков Алексей 13.07.2020 г.