Явление, о котором хочу поведать, сродни той последней капле, что переполняет чашу. Либо - тому камешку, что порождает лавину. Да и написать данную статью тоже побудила своя последняя капля. Но по порядку.
Начать с того, что и поныне, почти двадцать лет спустя после чернобыльской катастрофы, оценка ее последствий остается более чем противоречивой. Слишком разнохарактерен порою подход к анализу цепи медико-биологических событий, а отсюда - и к прогнозам их развития. Признаться, я и сам, гигиенист, токсиколог и радиолог с уже изрядным, ко времени Чернобыля, стажем анализа техногенных экологических катастроф, приступил здесь, на Брянщине, к исследованиям с довольно оптимистичным (стандартным для моих коллег) настроем. Накопленные населением юго-запада области поглощенные дозы радиации были далеки от известных пороговых и тем более от предельно допустимых. Каково же было мое удивление, когда при выездном обследовании детей по типовым неврологическим показателям выявились массовые отклонения от норм. Практически у всех наблюдалось увеличение лимфоузлов и миндалин, но... безболезненное, как правило, и при норме самочувствия. У детей Брянска таких несоответствий, в реакции не обнаруживалось.
Явление требовало объяснения. Но официальные службы стремились его "не замечать", затушевывать. А моя настырность обернулась устранением меня из состава исследовательской группы "Дети Чернобыля". Очевидно, этот акт и объединил нас тогда с доктором биологических наук Вячеславом Леонидовичем Адамовичем, самостоятельно мыслящим ученым, в своеобразный автономный исследовательский центр. Вместе мы докапывались до истин, не лежащих на поверхности, вместе написали Немало статей, вместе и отдувались, попав в немилость к руководителям как официальной науки, так и административных служб.
Между тем уже и тогда, в пору нашего творческого содружества, становилось все более очевидным, что при равной радиоактивности среды не все дети и не во всех районах реагируют равными болезненными ответами. При этом сплошь и рядом не подтверждались концепции как типа "эффекта Петко" (чем Меньше радиация, тем она опаснее), так и с противоположными выводами. Например, в Злынковском районе, ближе расположенном к "эпицентру" радиоактивного заражения, чем Новозыбков, дети, по нашим оценкам, оказывались более здоровыми. Споры с Вячеславом Леонидовичем об этом загадочном разнонаправленном действии радиации продолжаются (после его кончины - во мне) и по сей день. Они побудили к анализу накопленного огромного теоретического и фактического материала.
Первое приближение к разгадке дало размышление над фактами реакции обширных групп населения на резкую смену природной среды: либо в среду включились новые компоненты, либо люди поменяли место жительства. Тут и массированное внесение в среду пестицидов, тяжелых металлов и других загрязнителей, тут и массовые переселения в районы Севера, на БАМ, в высокогорья и другие провинции с мощными стрессорными воздействиями.
Реакции на подобную смену среды в прошлом, к сожалению, не систематизированы, хотя и описаны историей, медицины. Так, промышленный рост лет двести назад с его резкими изменениями в социальной среде и проявлением первых смогов от загрязнения воздуха вызвал целый букет заболеваний и тем самым привел к открытию неврастений, иммунной патологии, а в начале минувшего века - и стресса. То были реакции на первые техногенные экологические катастрофы. И характерно, что реакции оказались однотипными, а главное - взаимозависимыми во всей этой тройственности воздействия (на нервную, эндокринную и иммунную системы). В конечном же итоге уже современной медицинской науке пришлось признать так называемую три платность системы сохранения организма в среде, то есть одновременное, всеми тремя этими системами, приспособление к изменениям в среде. Но что особенно важно, простое арифметическое сложение этих трех реакций здесь не подходит. "Сумма" зависит и от того, на каком фоне, на каком уровне напряжения этой триады наших адаптационных свойств добавился новый фактор воздействия. Если "резерв чистоты" среды (а следовательно, и адаптационных возможностей) был, то эффект воздействия может обернуться и ускорением физического воздействия (акселерацией), и ростом активности населения, и увеличением его средней продолжительности жизни. В случае же истощения такого резерва (свинцом ли, пестицидами и так далее) встреча с новым Воздействием может оказаться подобной падению последней капли воды. И "арифметика" здесь - парадоксальна, вроде того, как если бы к десяти, прибавилась всего одна сотая, а получили сто (или тысячу!).
В организме человека исключительную роль играют ферменты - регуляторы и ускорители обмена веществ. Так вот в целом ферментные системы населения в таких ситуациях реагируют в "аварийном порядке" - с большими затратами энергии и, увы; ускоренным истощением организмов. В свою очередь, это служит сигналом к поиску возможностей приспособления к возникшей новой ситуации. И поскольку невозможно исключить фактор воздействия (что реально при стрессе), то изыскиваются возможности "компромисса" - включения нового фактора (загрязнителя среды) в экологическую систему обмена веществ всей популяции организмов, а в нашем случае - населения.
В идеальном случае люди приспосабливаются - к условиям и Сибири, и Крайнего Севера, и к жизни в мегаполисах с их далекой от деревенской среды природой. Но не все так просто. Процессы приспособления сопровождаются каскадом (подобно горным обвалам) сигналов иммунных клеток о несоответствиях нового состава метаболитов в системах обмена веществ. Начинается каскад с клеток, продолжается в организмах, а заканчивается в целом популяцией. При этом мощным потоком сигналов многие клетки отвлекаются от основной работы по иммунной защите, а вся триада из иммунной, нервной и эндокринной систем включается в напряженные поиски упомянутых компромиссных приспособительных реакций. И что произойдет, если системы адаптации, начиная с клеточного уровня, уже были напряжены техногенным воздействием на природную среду? Конфликт.
"Последняя капля" особенно опасна для детского организма. Даже малой дозы радиации (а в иных случаях - и сравнительно легко переносимых взрослыми сложностей жизни на БАМе или Крайнем Севере) оказывается, достаточно для проявления "парадоксальной математики". Возникают, казалось бы, неадекватные перенапряжения адаптационных систем и обвально бурная частота их поломок. Эти особенности прямо указывают на то, что профилактические меры в радиационных зонах должны учитывать взаимозависимость реакций одновременно трех систем - иммунной, нервной и эндокринной.
Казалось бы, с чем спорить? Но такая концепция, синтезированная, так сказать, на "кончике иглы" современной теоретической медицины и громадного фактического материала, вызвала... тоже обвально бурную реакцию в медицине радиационной. И только благодаря редкому, прямо скажем, в настоящее время научному мужеству заслуженного деятеля наук России, члена-корреспондента РАМН, профессора Ю.П. Пивоварова, докторов медицинских наук, профессоров В.Ф. Кириллова и И.Г. Иванова (Москва), а также брянских А.П. Бахтинова и Г.В. Бастракова концепция нашла свою дорогу к официальному признанию наукой. Но не на практике.
Сторонники придания исключительного значения радиационному фактору как в центре, так и на местах реагируют с одинаковым равнодушием: нам-де все ясно; мы это все уже решили; посмотрим, может, в следующем году что-то вставим ваше в наши планы... Да не "наше"! А общее и очень тревожащее. От ясности картины происходящего зависят вероятности развития детей, их здоровья при взрослении и здоровья их потомства.
Что требуется? Первое и главное: при анализе радиационных последствий в обязательном порядке учитывать техногенный фон среды. В том случае, если исходная напряженность из-за дорадиационного еще техногенного фона была высокой, следует ожидать: радиационно зависимого бурного роста патологии адаптационных систем; их истощения; повторного роста патологии. Отсюда и необходимость исследования и разработки мер профилактики, коррекции процесса.
Второе: нужен дополнительный анализ стрессорной напряженности среды. Дело в том, что у биологических систем, включая человека, эволюционно отсутствует отработанная модель защиты от столь масштабных экологических катастроф, как чернобыльская. Теоретическая медицина предполагает в связи с этим дополнительные мощные напряжения как иммунных, так и нейроэндокринных систем. Количественные оценки мощности стресса помогли бы уточнить конкретные исследования. И третье. Уже говорилось о реакции "по аварийному" типу ферментных систем. В этих случаях требуется коррекция питанием. Прослеженный нами дефицит ряда необходимейших продуктов (судя по исследованиям моего аспиранта Антона Корсакова) ведет к неожиданным нейрорефлёкторным реакциям в тех районах, где этого, казалось бы, не должно быть.
Названы здесь лишь три узловые темы для исследований сложной проблемы здоровья поколений. Нужны лаборатория, оборудование. Но пока что помогают люди, которые по должности и не обязаны прямо делать это (с благодарностью называю, например, заведующего кафедрой физики В.А. Иноземцева, главного бухгалтера, университета В.П. Кирееву).
Мне видится эффективное решение проблемы с участием системы образования, университета. Здесь есть достаточно квалифицированные для этого научные силы, такие как, например, Г.В. Бастраков, А.П. Бахтинов, Ф.Б. Литвин. Необходимо создать комплексную торию. Поэтому остается надеяться на заинтересованность и помощь нашего нового руководства во главе с ректором профессором А.В. Антюховым.
Владимир Михалев,
доктор медицинских наук,
профессор Брянского
госуниверситета