Нестерпимо душно! На мне ни­жнее белье, поверх которого до­вольно толстый, так как содержит активированный уголь, специаль­ный впитывающий костюм из тако­го же материала, впечатляющие носки, резиновые сапоги. В довер­шение - костюм химической защи­ты Л-1, в руках необычный проти­вогаз, похожий на скафандр водо­лаза. А на улице, между прочим, 27 градусов жары!

Пройдя метров 100 от места одевания до первого корпуса, по­чувствовал, как по спине поползли то ли мурашки от мысли, что сей­час задохнусь, то ли побежали струйки пота. Сердце забилось уча­щенно. И снял бы, наверное, свое облачение, если бы не стыд перед генералами, один из которых стар­ше меня на 11 лет, другой и вовсе на 17.. Они в таком же облачении, как и я, но еще о чем-то спокойно шутят. Спасибо хоть представилась возможность посидеть и немного отдышаться перед входом в цех. Да и закалка парильщика подсказыва­ла: потерпи немного, организм дол­жен приспособиться.

Пытаюсь, не показывая виду, о чем - то разговаривать с генералами.

- Какой раз одеваете химзащитный комплект? - спрашиваю у Валерия Петровича Капашина,- на­чальника федерального управле­ния по безопасному хранению и уничтожению химического оружия. У него за плечами такая насыщен­ная биография, что ее хватило бы на десятерых. Курсант саратовско­го военного училища химической защиты, офицер в войсках ПХЗ, ру­ководитель группы спасателей в Чернобыле, которые работали в самом эпицентре аварии, коман­дир единственного испытательного полигона химического оружия Со­ветского Союза в Каракалпакии, теперь вот - начальник государст­венной службы по уничтожению боевых отравляющих веществ.

- О-о... Да разве можно подсчи­тать, - улыбается он в ответ. - Я в нем не раз даже спал курсантом. Запомнилось, когда пускали пер­вый объект по уничтожению в п. Горном Саратовской области, это было в декабре, при 30 градусном морозе, так в костюм Л-1 просто невозможно было влезть, так он задубел. Но ничего, справились.

Сегодня мы с генерал-полков­ником Капашиным и его заместите­лем генерал-майором Геннадием Николаевичем Безруковым запус­каем вторую линию на заводе по уничтожению химического оружия под г. Почеп Брянской области. На шестом, предпоследнем россий­ском арсенале. Перед входом в цех - инструктаж даже для началь­ника федерального управления. Дежурный офицер помогает пра­вильно надеть противогазы и пер­чатки, визуально проверяет их гер­метичность.

Входим в небольшую комнату, где герметичность костюмов "про­инспектирует" едкий жгучий, но не ядовитый, газ хлорпикрин. После 5 минут окуривания, уязвимых мест не выявлено. Передвигаясь, словно пришельцы, мы медленно спускаемся по бесконечным лест­ницам и коридорам завода к глав­ной технологической линии. Людей нет, только видеокамеры на сте­нах, датчики, линии коммуникаций, плотные двери. В цехе нас встре­чают такие же "марсиане" в химзащитных костюмах, выстроившиеся в шеренгу, и командир почепского объекта полковник Виталий Коцарев. Справа и слева высятся запа­кованные в деревянную обрешетку пятисоткилограммовые авиабом­бы с ви-икс, в которые несколько месяцев назад залили специаль­ный реагент. Командир докладыва­ет, что первая смена из 10 офице­ров (в цехе работают исключитель­но офицеры, солдаты срочной службы не допускаются) готова приступить к извлечению из бое­припасов и ликвидации реакцион­ных масс.

- Приступайте, - отдает коман­ду начальник федерального управления.

Расчет рассредоточивается по местам. Технологический процесс автоматизирован, но без ручной работы тоже не обойтись. Нужно открутить гайки и снять обрешетку с боеприпаса, зацепить стропы по­грузочного крана, чтобы подать бомбу на конвейер (как можно еще и работать в таких скафандрах, не­постижимо). На первом, приготов­ленном к отправке на утилизацию боеприпасе генерал-полковник Капашин традиционно пишет напут­ствие: "Первый в Почепе поехал! С богом! 07. 06. 2011 г." и расписыва­ется. Он всегда, на пуске всех ше­сти введенных объектах поступал так. Лично присутствовал при на­чале работ, воодушевляя приме­ром подчиненных. Последний за­вод по УХО в удмуртской Камбарке Валерию Петровичу предстоит ввести в строй в следующем году. Полутонная авиабомба пошла по транспортерам в камеру расснаряжения. Вслед за ней герме­тично закрываются дверцы одного отсека, затем следующего. Стар­ший смены по рации докладывает, что боеприпас подан на специаль­ный лафет. Это и без него видят на мониторах в Центральном Пункте Управления, расположенном по соседству, но доклад находящегося непосредственно на месте офице­ра обязателен, работа техники кон­тролируется визуально.

- Приступаем к сверлению, слышно по рации из центрального пункта управления (ЦПУ). Через особо прочное стекло смотровых окон видно, как над бомбой появ­ляется активная часть сверлильно­го станка.

- Есть сверло, - докладывает офицер и разрешает приступить к рассверловке оболочки боеприпа­са. Процесс этот тоже автоматизи­рован. Но бомба так просто не сда­ется, у нее двустенная оболочка из высококачественной стали. Свер­ло проходит их около семи минут.

Пока есть время, расспраши­ваю генерала Безрукова, что это за условные надписи на боку боепри­паса?

- И еще вон пластиковая бирка на хвостовой части с такой же над­писью, обращает он мое внимание. Эту бирку прикрепили междуна­родные инспекторы ОЗХО, кото­рые в режиме реального времени посредством тех же видеокамер следят за действиями военных из гостиницы, расположенной в 5 ки­лометрах в с. Семцы. Фиксируют эвакуацию реакционной массы с конкретного, пронумерованного ими боеприпаса. После чего вно­сят его в список уничтоженных. Именно по отчетам своих инспек­торов международная организация по запрещению химического ору­жия засчитывает России количест­во утилизированного ОВ, На мо­мент пуска почепского завода на­ша страна избавилась от 50% от­равляющих веществ, доставшихся со времен холодной войны.

Между тем рассверловка бом­бы завершена. Следует доклад.

- Приступаем к извлечению ре­акционной массы, - раздается по рации из ЦПУ. В проделанное от­верстие автоматически подается шланг, через который красноватая жидкость по системе трубопрово­дов эвакуируется в соседний цех №11 для утилизации в печи с тем­пературой 1200 градусов. Этот цех построили специалисты Германии и поставили там свое оборудование. После термической обработки от грозного боевого отравляющего ве­щества останется серый порошок, так называемый шлам. Он практи­чески безопасен (степень опаснос­ти сопоставима с минеральными удобрениями) и будет храниться ря­дом с заводом в специальных битумированных бочках. Шлам еще при­годится российской промышленности для получения фосфора, которыи в нем содержится.

Через смотровое стекло в тру­бопроводе наблюдаю, как стреми­тельно бежит то, что осталось от страшного яда, в свой последний путь. Оболочку бомбы тоже отпра­вят на обжиг и переплавку. Первый боеприпас утилизирован, об этом следует доклад начальнику Феде­рального управления. Валерий Петрович поздравляет расчет и просит офицеров действовать спо­койно, уверенно.

- Торопиться нам некуда, - го­ворит он. - Главное, что нужно обеспечить, - это безопасность.

Мы уходим из цеха, офицеры продолжат свою работу. Их сме­нят только через 4 часа. Мне жут­ко подумать, что в такой одежке можно пробыть столько времени кряду. Хотя, нужно заметить, в цехе не так жарко, как на улице. Мощная система вентиляции под­держивает там температуру около 20 градусов.

Из цеха мы выходим другим путем. Сразу попадаем в комнату с душевой, где подвергаемся первой обработке каким-то раствором. Хо­тя никакой пыли нигде нет, и мне кажется, что эта процедура излиш­няя, скорей бы снять с себя проре­зиненный костюм и изрядно намок­шую поддевку. Но порядок есть по­рядок. После первого душа прохо­дим второй. Затем только снимаем противогазы. Какое же это благо, чистый свежий воздух! Отдышав­шись, раздеваюсь полностью, и в чем мать родила, следую в третью душевую, в которой моюсь с мы­лом и шампунем. Халат, тапочки - и меня просят пройти в кабинет вра­ча (на заводе 2 поликлиники, одна в цехе, другая - рядом, в отдель­ном корпусе). Медосмотр мы про­ходили и перед спуском в цех ути­лизации, сейчас нас осмотрят по­вторно. Давление у меня стало не­сколько ниже, но в норме, а вес за 40 минут пребывания в химзащитном костюме уменьшился ни мно­го - ни мало - почти на 2 килограм­ма! А у генерал - майора Безруко­ва, с которым мы в одной весовой категории, всего на 500 граммов. Сказывается закалка. Я не одевал химэащиту со времен службы в армии вот уже 30 лет, а он трени­руется систематически.

Через 20 минут, переодевшись, начальник Федерального управле­ния по безопасному хранению и уничтожению химического оружия уже проводит совещание с подчи­ненными и подрядчиками, участвовавшими в строительстве и ос­нащении завода. Всем выражается благодарность за проделанную ог­ромную высокотехнологичную и сложную работу.

- Мы еще раз продемонстриро­вали всему миру, что Россия спо­собна создавать в короткие сроки современные, автоматизирован­ные и компьютеризированные про­изводства. Спасибо за труд. Те­перь поедем в Кизнер Удмуртской республики, где нам предстоит за­вершить создание и пустить по­следний, седьмой завод по УХО.

Мне же подумалось, что кроме автоматики и компьютеров высо­чайшую физическую подготовку и профессионализм демонстрируют офицеры, стоящие на передовой химического разоружения. Побывав там, я по-новому, с еще большим уважением стал относиться к этим ребятам и к их командующему.