ПРОСТРЕЛЕННОЕ ЗНАМЯ КОМБАТА ГРИБАЧЁВА
В АВГУСТЕ 94-ГО я вёз Евгения Евтушенко в Красный Рог. По дороге, неподалёку от Выгоничей, заговорили о Грибачёве. Евтушенко было в новость смерть рецензента рукописи его первой поэтической книжки (Грибачёв не оставил камня на камне от "Разведчиков грядущего", обвинил 19-летнего автора в подражательстве Маяковскому и сделал вывод: поэта из Евтушенко не получится). Оракул, как мы все давно убедились, ошибся. И хотя позднее Грибачёв многое не принимал в поэзии шестидесятников - Евтушенко, Ахмадулиной, Вознесенского, Рождественского, он не был, насколько мне известно, уже столь категоричен в своих суждениях. Отдавал, порой с оговорками, должное таланту поэтов "эстрадного направления". Оговорки бывали чаще всего идеологического свойства. Поэт и боец партии, её "автоматчик", как привычно именовали его недруги и враги (тех и других было с избытком), Грибачёв отстаивал ценности, которым присягнул в юности и оставался верен в течение всей жизни. Даже тогда, когда сами идеологические пастыри стали предавать многомиллионную паству и самих себя, он не изменил красному цвету революционных знамён.
Из всех, кого я знал, кого я видел, С кем вместе шёл в бои, дружил, работал, Я никого корыстно не обидел. Не выдал сплетне и в беду не отдал, Не строил козни мелкие заспинно. И то не подвиг мой и не заслуга: Как не бывает следствий беспричинно, Так нет и нас отдельно друг от друга. И правду, из людских глубин идущую, Жизнь подтверждать доселе не устала, Тот, кто готов в чужую плюнуть душу, Свою плевком испакостит сначала!
Не выдал сплетне и в беду не отдал... Так ли это было? Не знаю... Но камня вослед ушедшему не брошу...
Двенадцатистишие взято мною из большой подборки Н. Грибачева в "Литгазете", увидевшей свет аккурат под новый, 1977 год. А несколько раньше состоялось мое заочное знакомство с поэтом. Я служил в славном городе Ленинграде, вернее, уже дослуживал. Несмотря на армейскую лямку, жил только литературой. Будущее после демобилизации виделось зыбким. Учительство не влекло (ещё учась в институте, знал: не моё!). Телерадиокомитет, откуда был призван и куда многие журналисты, не только начинающие, мечтали попасть, тоже не слишком манил к себе. Уподобясь Манилову, всерьёз вместе с другом рассуждали в письмах о том, как поселимся где-нибудь в Эстонии. Хорошо бы, на той самой мызе, в Тойле, где некогда жил "король поэтов" Игорь Северянин. Так же, как и он, будем писать стихи, ловить форель. Изредка совершая набеги на питерские и московские редакции.
Нам было по двадцать с небольшим. И уже накопились кое-какие публикации. Я только что завёл знакомство с журналом "Советский воин", зимой читал стихи по ленинградскому радио, писал в брянские газеты и плотно сотрудничал с окружной газетой "На страже Родины", редакция которой располагалась на территории Петропавловки. Игорь Фёдоров (он был постарше) сумел пробиться на страницы толстых журналов - "Знамени", "Дружбы народов", "Немана"... Совместные поездки, приключения двух провинциалов в столице (хотя таковыми себя мы, разумеется, не считали) познакомили нас с разнокалиберной литературной публикой - от Льва Любимова, Николая Глазкова, Евгения Евтушенко, Николая Старшинова до Феликса Кузнецова, Анатолия Поперечного и сегодня напрочь забытых Игоря Строганова, Алексея За-уриха, Ивана Баукова...
Вспоминая об этом, хочу сказать: авторитеты нас не пугали, к писателям с именами подходили без дрожи. Не был исключением и Грибачёв, который не раз присутствовал в литературных разговорах с другом. Где-то в конце сентября 1976 года я написал Николаю Матвеевичу, попросил разрешения прислать ему свои стихи. Письмо адресовал в "Советский Союз", другого адреса у меня не было. Ответ пришёл довольно быстро. (Как узнал позднее от нескольких брянских знакомцев, посылавших Грибачёву свои книги или писавших ему, он отвечал практически всем. Редкое, замечу, качество в писательской среде!). Письмо Н.М. Грибачёва, посланное на в/ч 33491-В, было сдержанно-лаконичным, но вполне доброжелательным.
Письмо получил, просьбу готов выполнить - если Вы пришлёте три - четыре стихотворения, прочитаю и сообщу своё мнение. Одно меня смущает - стоит ли это делать сейчас? Вы служите в армии, времени на отработку, дошлифовку стихов у Вас нет.
Не лучше ли сделать это после службы, когда Вы сможете и поработать, и подумать всерьёз?
Одно замечание - не думаю, что моё мнение сыграет решающую роль. Поэтом Вы не станете до тех пор, пока не выработаете у себя высокий литературный вкус, позволяющий Вам самому судить о совершенстве или несовершенстве сделанного. А для этого надо много и внимательно читать, познакомиться с теорией и практикой - короче, вооружить практический опыт знаниями. Желаю Вам успеха!
Надо ли говорить о том, что письмо было прочитано мною не единожды? Грибачёв, в ту пору уже всевозможный лауреат, отмеченный и Сталиным, и Хрущёвым, имевший выход на самый верх, кандидат в члены ЦК КПСС, говорил с неизвестным ему корреспондентом без менторства, на равных. А был он старше рядового Е. Потупова ни много, ни мало на 42 года. Участник обороны Москвы. В должности командира сапёрного батальона наводил под Сталинградом мосты и переправы. И имел за плечами не меньше полусотни изданных книг...
Стихи послать я всё же не решился, рассудив, что моя любовная лирика, не дававшая скиснуть и ожесточиться её автору, вряд ли будет интересна суровому командору, как полушутя называл Грибачёва в повести "О друзьях-товарищах" его младший друг писатель М.Алексеев. Не хотелось получать щелчок в лоб. К тому же стихи, вместе с любовными страданиями, потихоньку стали уступать место рецензиям и статьям.
Эстония оставалась в грёзах. В реальности же был "Брянский комсомолец", куда после недолгого "калужского сидения" я пришёл работать корреспондентом. Впрочем, журналистика не могла перебить нешуточного увлечения литературой. Это порой раздражало редактора, не раз заявлявшего мне, что ему нужен журналист, а не литературовед. Но так как и сам он грешил стихами, до серьёзных конфликтов дело доходило редко.
Весной 1977 года у Грибачёва вышла новая книжка стихов "Стрелка секундомера", открыто публицистичная, как многое в его сочинениях. Несколько стихотворений были созвучны моей душе. И я откликнулся небольшой рецензией "Чтоб не забыть призванье человека..." Она была напечатана рядом с наброском портрета Грибачёва работы известного брянского рисовальщика Н. Борисова.
"Гражданственность неотделима от большой поэзии, - писал я в своём отклике, - и ею в полной мере наделены лучшие стихи Грибачёва. В новой книге поэт разрабатывает подчас те же темы, которые он поднимает в своей публицистике, рассказах, повестях...
И в первую очередь это любовь к Родине. Для Н. Грибачёва понятия Родина, страна, Отечество - не набор высоких слов, к сожалению, нередко встречающихся у отдельных поэтов в "дежурном" обличье. Только по-настоящему действенная любовь гражданина, патриота, "кормильца и сына" своего Отечества заслуживает внимания поэта.
Непримиримость к ханжеству, душевной чёрствости, нравственной глухоте тех, кто "душой четвероног", - эти качества всегда отличали поэзию Николая Грибачёва.
И только тот сегодня человек, Кто, в испытаньях проходя проверку, Поверх грозы, всех бед и зол поверх Протягивает руку человеку!
Это не риторика. Это необходимое напоминание всем нам о тех простых истинах, которые в общем-то хорошо известны каждому и о которых мы всё-таки порой так непростительно забываем!
Перечитывая немудрящие строки поэта, думаю: а ведь грибачёвский завет нисколько не устарел. Рука помощи и надежды многим из нас сегодня, быть может, ещё нужнее, чем тогда, в семидесятые...
В августе того же года на "Брянский комсомолец", располагавшийся в ту пору по улице Фокина, 39, пришло адресованное мне письмо. На конверте - штамп редакции журнала "Советский Союз" и уже знакомая роспись.
Дорогой Евгений Васильевич!
За статью о "Стрелке секундомера" в газете "Брянский комсомолец" - сердечное спасибо. Она весьма лестна для меня. Хотя, по правде говоря, сам я в книжке вижу и просчёты, вероятно, некоторые стихотворения можно было и не включать, а другими существенными пополнить. Но что поделаешь? Есть ещё в нас это малопохвальное свойство - быть умными "задним умом", доходить до самой сути после того, как дело сделано. Утешает меня одно - таково вообще свойство литературы в её потоке, быть может, по-другому и невозможно. Строгий отбор делает время.
Вам я благодарен за то, что Вы уловили главную направленность моих размышлений. Сложен наш век, стремителен, при легковесном отношении к жизни может легко превратить человека в щепку, которую крутит и швыряет на поверхности течений. Идиллические созерцания пагубны - надо серьёзно размышлять о смысле твоей жизни и твоих усилий. Как это удаётся - другое дело, об этом судят другие..."
Добрыми словами, может быть, даже слишком лестными для начинающего критика и ещё совсем молодого журналиста Н. Грибачёв не ограничился. Однажды осенью меня окликнул на улице заведующий отделом писем "Брянского рабочего" (увы, давно покойный) В.Сафонов:
- Слушай, зайди как-нибудь к нам в редакцию. Грибачёв тебе какую-то книгу прислал.
Я поспешил за бандеролью, пролежавшей в отделе писем уже несколько дней. В фирменную журнальную обёртку "Советского Союза" был упрятан сборник прозы "Здравствуй, комбат!" В книгу вошли повести и рассказы главным образом на военную тему. Аккуратным летящим почерком сделана надпись:
Потупову Евгению Васильевичу - дорогому земляку на добрую память!
И - с 60-летием Октября!
25.10.77
Следующий автограф Николая Матвеевича появится у меня на первом томе его собрания сочинений через год. В декабре 1978 года Брянщина отмечала очередной Тютчевский юбилей. В числе других гостей был приглашён на праздник и Н. Грибачёв. Как секретарь Союза писателей СССР он руководил делегацией московских литераторов. Утром 5 декабря гости уехали в Ов-стуг. Мне же предстояла встреча, о которой условились заранее.
Николай Матвеевич привычно останавливался в двухкомнатном "люксе" гостиницы "Центральная" (нынешнем "Чернигове"). Туда я и заявился в полдень. На титуле, рядом с грибачёвским автографом, - цифра 335. Номер, в котором мы беседовали, покуривая сигареты "Пегас". Их Н.М. предпочитал всем другим. В скобочках поставил время (с 12 до 14). Столь продолжительной была эта встреча. Первая, но не последняя...
В декабре 1979-го я впервые оказался на улице Москвина, 8, в старинном особняке, который занимала редакция журнала "Советский Союз". Мне предстояло сделать большую беседу с Николаем Грибачёвым для газетной рубрики "Диалоги о нас". Наступал юбилейный год. Журналу исполнялось полвека. 70 -его главному редактору. Грибачёв назначил свидание утром. Признаюсь, я немного нервничал, переступая порог просторного кабинета главного. Побаливала голова, сушило во рту (итог бурной встречи с друзьями накануне). И, разумеется, со мной - ни магнитофона, ни диктофона... Когда я достал из портфеля большой блокнот с мелованными листами, показалось, Грибачёв удивлённо качнул головой. Совместить интервью с почти стенографической записью?
Но, видимо, понимая ответственность своей командировки, я успевал делать то и другое. На очередной планёрке в редакции моя беседа с Николаем Грибачёвым была отмечена как лучший материал недели. От Грибачёва же пришло письмо.
Евгений Васильевич - день добрый!
Жизнь текла своим чередом, где горькое и грустное перемежалось с радостным, а порой и счастливым. Я похоронил отца. Мне пришлось уйти из "Брянского комсомольца". Ответсек местной писательской организации делал все, чтобы перекрыть кислород строптивому критику "с политически сомнительной репутацией". Атака на удушение была массированной. В ней принимали участие и так называемые кураторы из КГБ, "искусствоведы в штатском", и партийные бонзы, и амбициозные бездари из Союза писателей... Натиск особенно усилился после появления в июньском номере журнала "В мире книг" за 1985 год моих полемических заметок "Мысль торопливо жуя...", где досталось многим стихотворцам, включая руководителя Брянской писательской организации А. Якушенко (именно его стихотворная строка стала названием статьи). Разборка предстояла серьёзная. Но пыл секретаря обкома по идеологии М. Погодина охладило только что полученное мною письмо от Н. Грибачёва. Дабы отбиться от жалобщиков, забивших во все колокола, редакция журнала опубликует его в своём 12-м номере.
Статью "Мысль торопливо жуя" прочитал. Я не знаю сборников, о которых идёт речь, следовательно, без тщательного знакомства с книгами моё заключение о суждении в ЦЕЛОМ было бы некорректным - "Не знаю, но люблю". Неудачные строки и строфы можно найти у каждого поэта без исключений, решающую роль играет творчество в общем значении - направления, содержания, формы. Так как я не знаю творчества упоминаемых авторов широко, то и в суждении о них по конечному счёту далеко идти не могу. Но приводимые примеры - убийственно доказательны!
Вообще моё мнение: статья правильных устремлений и исходных положений. Захваливание без анализа стало чумой и проказой нашей критики, наносит очень большой вред развитию литературы, позволяет "езду в поэзию", как говорят у нас на Брянщине, "со спущенными вожжами". И Вы очень правильно ставите вопрос в целом.
Наверное, Вам будут ставить или пытаться ставить синяки - по своему опыту помню. Быть может, у Вас есть еще избыток полемической резкости. А всё же радуюсь - путь верный и в конечном счёте, ведущий к успеху. Компромиссы же, беспринципные потакания ведут в болото и литературу, и личность.
Вот такие мысли навеяла статья. Продолжайте изучать, анализировать брянскую литературу - е ней есть талантливые люди, но многие и не дотягивают до самого что ни есть даже среднего уровня по содержанию и форме, много подражательского, лироме-лочного, не имеющего отношения к реалиям окружающей жизни. Умная критика - лучшая помощь товарищам и всей областной литературе, делу культуры! А формы критики в конечном счёте самоопределяются со временем, если не отступать с позиций принципиальных.
Успеха Вам и успеха!
Евгений Васильевич - день добрый!
И ещё один автограф. На сборнике "Да не умрёт!", кажется, последней прижизненной поэтической книжке Грибачёва. В этих словах - продолжение того, что сказано в письме:
Потупову Евгению Васильевичу - дружески, с искренне добрыми пожеланиями на нелёгком пути критики, где важны ясность взгляда, принципиальность без горячности и смелость оценки при благожелательности!
Путеводное созвездие - поиск истины и служение делу литературы как народному делу.
февр.
Это был не последний привет от Николая Матвеевича. "Очень порадовался Вашей большой статье в "Литературной газете"! - сообщал он в новогоднем поздравлении. - Это очень важная ступень роста, нового качества дорога. И смутьяны, пустомельтеши-тели присмиреют - там, на месте.
Не бояться, искать, набирать высоту за высотой!
Этого, да ещё хорошего здоровья Вам я искренне и желаю. И, повторяю, рад и рад - за вас, за Брянск".
Весной 1987-го у Грибачёва вышла книжка "Когда становишься солдатом..." Жанр её автор определил так: "Это и записки, и дневники, и воспоминания. Совокупность." Он долго не брался за эту книгу, хотя грозовыми сполохами боёв на Дону и под Сталинградом наполнены многие страницы его произведений.
"Вспомина-тельный" жанр с головой окунул комбата Грибачёва в огневое прошлое. Говоря о тяжелейшем пути к Победе, он ни на миг не забывает о том, какими неисчислимыми жертвами и каким адовым трудом добывали её наши воины. "Мне, хотя это может показаться спорным, война прежде всего представляется хотя и как смертельно опасный, и тяжкий, но всё же труд, труд, труд. Тела, ума, души!"
Как это перекликается с известными строчками Михаила Кульчицкого:
Война ж совсем не фейерверк, А просто - трудная работа, Когда - черна от пота - вверх Скользит по пахоте пехота...
Ну, а итог? Он очевиден: "Мы, хотя не без ошибок и срывов, потрудились и повоевали неплохо.
Мы - это 66-й отдельный гвардейский сапёрный батальон, входивший в 59-ю гвардейскую дивизию 1-й, а потом 3-й гвардейской армий".
Я получил эту книгу в скромной обложке накануне дня Победы. Лаконичный, со значением автограф: "Потупову Евгению Васильевичу - на добрую память и с наилучшими пожеланиями от бывшего солдата нынешнему литературному воину! Н. Грибачёв".
У Грибачёва есть строчки, которые мог написать только он - человек с открытым забралом. Не боящийся подхватить в атаке простреленный стяг павшего знаменосца:
Лишь одно мою душу волнует и жжёт: Мир тревогой объят. Может, бой меня где-то неконченый ждёт Без дороги назад!
Без дороги назад... Сухая констатация. Бесстрастность. И - снайперская точность образа.
Он понимал, что уходит. Жизнь подошла к концу:
Убыванье. Упокоенье. Уходящее поколенье. Это я и мои собратья. Люди боя, горя и славы, Отбывая земле в объятья, Говорим вам: "Бывайте здравы!"
Но Грибачёв не был бы Грибачёвым, если бы и у финальной черты, у своего смертного порога не выдохнул:
Да не умрёт ни с нами, ни потом Святая вера в отчий край и дом, Любовь к друзьям, любовь к земле родной, К реке под солнцем, к полю под луной, К улыбке детства, к правде наших дней, К знамёнам славы, что шумят над ней, К людской мечте о веке золотом - Да не умрёт ни с нами, ни потом!..
"Я возвращаться буду снова// Со всех, что выпадут, дорог", - писал Николай Грибачев в одном из уже давних своих стихотворений, обращенном к родной брянской земле. Думается, поэт не совсем прав. Ведь, по большому счету, он никогда и не покидал эту землю.
Евгений ПОТУПОВ
P.S.
Уважаемый Евгений Васильевич!
Большое спасибо Вам за статью-воспоминание о Н.М. Грибачеве. Написано профессионально, человеком с большим опытом работы в литературе.
Проскальзывает канва Вашей автобиографии, на которую ложатся грибачевские пожелания, советы...
Брянщина для Н.М. - это родина, любовь к родным сельским местам. Можно сказать, что Грибачёв и Брянщина - синонимы.
Ещё раз спасибо Вам! Успехов, добра, радости Вам и всей Брянщине.
г. Москва
Вырезки из "Брянского комсомольца" получил во своевремение, но был очень занят юбилеем журнала, а затем, прямо почти с заключительного совещания с представителями социалистических изданий братских стран - на поезд, в Брянск, выступать перед избирателями. Это были напряжённые и без передышки дни.
Так что вот только теперь имею возможность сказать вам искреннее спасибо за материал "Жить по существу". Большой получился материал, в сущности - на полосу, и по моему ощущению - сделали Вы его квалифицированно, профессионально, хорошо! Мне, конечно, это приятно, а за Вас радуюсь - уверен, у Вас будет интересный творческий путь. Я ведь понимаю, как Вам трудно было - слов-то у меня при интервью было преизобильно, а мысли ветвились, порой и суетно. И чтобы организовать, "выстроить" их, да ещё придать всему живую форму, надобно было не только усердие, но и умение, и способность к живописанию. Мне по плечу оценить это - сам всю.жизнь в журналистике намытарился и насмотрелся, есть что с чем сравнивать.
Ещё раз - спасибо! И - успехов, успехов!
Уважаемый Евгений Васильевич!
Когда в марте 1992 года умер широко известный поэт, публицист, прозаик, видный общественный деятель, Герой Соцтруда и лауреат нескольких литературных премий Николай Грибачёв, только "Литературная Россия", в которой работал сын Николая Матвеевича Юрий, и "Правда" поместили небольшие некрологи. В "ЛГ" - ни строки. Хотя на протяжении десятков лет, особенно в период расцвета газеты, в пору редактирования её А. Б. Чаковским, Грибачёв если и не сходил со страниц уважаемого издания, являвшегося, как известно, органом Союза писателей СССР, то уж, во всяком случае, не был и пасынком. Едва ли не половина публикаций "по Грибачёву" - газетные вырезки со стихами, прозой, интервью, рецензии, выступления и т.д., разложенные мною в "худлитовском" пятитомнике Н.Г., как раз из "Литературки".
Весь "подвал" одной из полос номера за 17 декабря 1980 года занимают поздравления к 70-летию Н.М. Грибачёва. Помимо традиционного приветствия от правления Союза писателей СССР, написанного, как было принято, "высоким штилем", славословия, хочется верить искренние, коллег по перу: А. Жарова, М. Ибрагимова, В. Кочет-кова. В уголке - скромный реверанс и от "Литературной газеты". Желает юбиляру "неувядаемого здоровья, многих и многих лет вдохновенного служения советской литературе".
Через пять лет, в канун очередного юбилея, всё та же "ЛГ" назовёт Грибачёва "выдающимся поэтом". Но уже на его 80-летие не откликнется ни единым словом. Оставивший должность главного редактора журнала "Советский Союз" (Грибачёв редактировал его почти полвека), а перед этим - высокочиновный пост председателя Верховного Совета РСФСР, не принявший перестройку (было бы удивительно, если бы горбачёвские новшества пришлись ему по душе), Николай Матвеевич ушёл в тень общественной жизни. А точнее, в боль. В обиды. Болезни. Одиночество. Его уход почти никто не заметил. И если бы не добросерд В. Парыгин, раньше других узнавший о смерти Грибачёва и сочинивший пространный некролог от "областной писательской организации", брянцы ещё бы долго оставались в неведении относительно кончины знатного земляка.
Потупов, Е. Я возвращаться буду снова... // Брянская учительская газета. - 2006. - 13 окт. (№ 40). - С. 8-9.