Даже атомная бомбардировка японских городов не оставила после себя радиоактивно загрязненных территорий, пораженных долгоживущими радионуклидами. То есть история этого одномоментного лучевого поражения опытом для нас быть не может. И потому прогнозировать чернобыльскую перспективу ученые не берутся, хотя полагает, что чернобыльский эффект может сказываться на десятке поколении. До сих пор, по данным исследований, более 20 процентов людей в зонах отселения и с правом на него в Брянской области относятся ко второй и третьей группам дозиметрического учета. Способна ли современная наука противостоять Чернобылю? Если да, то почему зa девятнадцать лет сумела доказamь так немного? На эти вопросы отвечает заместитель главного врача Брянского клинико-диагностического центра №1 по радиационной медицине доктор медицинских наук Владимир ДОРОШЕНКО.
- Действительно, - согласился он, - пока научно доказано только то, что у людей 1968 - 1986 годов рождения, которые на момент аварии были детьми, перенесли йодный удар, а потом заболели раком щитовидной железы, болезнь эта связана с облучением. Вместе с тем настораживает и другое: среди людей более старшего возраста такой рак встречается в 3 - 4 раза чаще, чем в среднем по России. Доказать связь их недуга с радиационным фактором пока не удается, поскольку это требует большой исследовательской работы. При необходимом финансировании сделать ее можно. Но и тут есть проблемы. Трудно при современных методиках в каждом конкретном случае связывать даже эту болезнь только с облучением. Дело в том, что кроме радиации толчок ей может дать любой другой фактор - биологический, генетический, молекулярный. Методик, сориентированных на такую конкретику, в природе пока нет. Хотя сегодня идет поиск органических маркеров, которые стопроцентно доказали бы влияние радиации на образование той или другой патологии. Не исключено, что в ближайшее время такие поиски увенчаются успехом. Пока же мы вынуждены исследовать большие группы людей, а результаты соотносить с условиями их жизни и только потом делать предположения. Это трудоемкая работа. Тем не менее наши данные такого учета отвечают всем мировым стандартам.
- Может ли рак щитовидной железы угрожать детям, родившимся на загрязненных территориях спустя восемь - десять лет после Чернобыля?
- Исследования показали, что частота патологии щитовидной железы среди таких детей зависит сейчас не от уровня радиационного загрязнения территорий, где они проживают, а прежде всего от степени йодного дефицита. Чем больше такой дефицит, тем чаще проявляется патология, но это не рак. Продолжают им заболевать только те, кто пережил йодный удар в апреле - мае 1986 года. От йодного дефицита, равно как и от социальных условий, зависит, кстати, даже частота детских анемий. К примеру, в Новозыбкове она соответствует той, что наблюдается в Жуковке. А в Жирятине анемиями дети страдают чаще, чем в Новозыбкове. Частота же раков щитовидной железы среди Нынешних подростков соответствует доаварийной статистике: один случай на миллион населения. Сейчас среди взрослых мы начинаем работу по изучению статистики остеопений и остеопорозов - заболеваний костной ткани, вызванных дефицитом в организме кальция. Для юго-западных районов проблема эта актуальна, так как радионуклиды стронция - антагонисты кальция - также оседают в костной ткани. Научных разработок на эту тему пока нет. Есть только данные по Брянску: такими заболеваниями страдает здесь до 40 процентов населения.
- Как остро проблема рака молочной железы стоит сегодня на юго-западе области?
- Эти болезнь прогрессирует повсеместно; даже в технически развитых странах. Особенно интенсивно - в чернобыльских районах. Во многом подобная статистика может быть обусловлена регулярной диспансеризацией. Женщины здесь чаще обследуются. Значит, и болезнь выявляется чаще. Настораживает то, что из числа больных половина имеет запущенную форму рака третьей - четвертой степени. Сейчас мы разработали программу диагностики, лечения и предупреждения заболеваний молочной железы у женщин в юго-западных районах. Если она будет утверждена, можно будет дополнительно обследовать более тридцати тысяч женщин и проводить эффективное их лечение.
- В соседнем Гомеле, где степень радиоактивного загрязнения соответствует нашей, сосредоточено большинство республиканских исследовательских институтов. Вы сотрудничаете е ними?
- Научной информацией мы обмениваемся через публикации, на съездах, конференциях, симпозиумах. Общих программ, в том числе с белорусами, у нас нет. Возможно, они существуют на уровне министерств, Академий Наук. Наш же центр - бюджетная организация, проводящая диагностику, лечение, создание программ. Наука в большей мере замыкается на Обнинском институте радиационной медицины и ряде федеральных клиник. При этом, мне кажется, работают они больше на себя. Возможно, на отдельные заказы правительства. Не со всеми результатами их исследований мы знакомы. И потому желательно, чтобы чернобыльские научные разработки регулировались и координировались департаментом Минздрава и помогали бы работать практикам. Но имеем то, что имеем, поскольку работа эта плохо организована прежде всего на уровне правительства. Оно, судя по всему, не желает понять актуальность проблемы. Да и могут ли сегодня чернобыльцы думать о здоровье, если большинство из них не знает, как прокормиться?
- Как относитесь к нетрадиционным точкам зрения в чернобыльской медицине? Одна из них прозвучала не так давно в материале нашей газеты.- "Последняя капля".
- Я практик и отвечаю только за то, что могу научно доказать. Предположения высказываю, но среди коллег. Выставлять их на широкое обсуждение вряд ли имею право, так как могу ошибаться. Вместе с тем полагаю, что, если кто-то претендует на открытие, должен доказать его хотя бы одной серьезной публикацией за рубежом. Если она пройдет, вызовет интерес в компетентных научных кругах, заслужит положительной рецензии - тогда можно выходить на широкую аудиторию, в том числе людей неподготовленных.
- Будь деньги, на какие программы их следовало бы направить прежде всего?
- Сначала на практические - улучшение материального оснащения больниц в юго-западных районах, поднятие зарплаты врачам, которые обеспечивают основу научным исследованиям. Затем уже продолжить работу по учету каждого случая заболеваний, инвалидности, смертности среди пострадавшего населения. Для этого нужно совершенствовать компьютерную технологию сбора такой информации. У нас она давно применяется. Практика доказала, что наша система такого учета более совершенна, чем даже российский медико-дозиметрический регистр. Далее, нужно продолжать изучение причин возникновения рака щитовидной железы у людей всех возрастов, перенесших йодный удар, с установлением каждому индивидуальной накопленной дозы облучения. Департаменту Минздрава следует, на мой взгляд, реагировать на подножки законодательства. Так, инвалиды в зонах отселения и с правом на него не могут теперь подавать в экспертные советы документы, чтобы там связали их инвалидность с чернобыльским фактором. Выехавшие с этих территорий инвалиды - могут. Где логика? Однако департамент Минздрава не стал бить по этому поводу тревогу в правительстве и Госдуме. Около двух лет дискриминация эта продолжается. Между тем заключения экспертных комиссий по данной категории людей пополняли научный банк наших данных. 6 этой связи мы обращались в Брянскую природоохранную прокуратуру, к руководству области, но получали отписки. Считаем, что депутаты должны внести соответствующую поправку в федеральный закон, либо Минздрав должен издать документ, который вновь откроет дорогу нашим людям в экспертные советы.
- Если чернобыльскую проблему представить некой скалой, как высоко, на ваш взгляд, медицинская наука поднялась к вершине на двадцатом году со дня аварии?
- Мы не поднялись, а, образно говоря, топчемся у подножия горы Фудзиямы, которую японцы, пережившие ядерный удар в 1945 году, покорили за шестьдесят лет мира.
Зоя Бабичева