Родились мы в крестьянской семье Точилиных в деревне Малые Подосинки Карачевского района.
Прасковья родилась 25 сентября 1929 года. Юля родилась в 1932 году. Тамара родилась 15 ноября 1939 года. Брат Николай родился в 1941 накануне войны. Учиться пошла Прасковья в школу в д. Большие Подосинки. Школа была 7-я, ходили мы группами через лес, д. Сатанинки (которой сейчас нет). А зимой стояли на квартирах. Я была у своей двоюродной сестры. Она замужем была за Якишиным Михаилом. Окончить я успела до войны 4 класса. Отца в 1941 году забрали на войну, и вскорости на него пришла похоронка. Когда пришли к нам в деревню немцы, нас мать собрала и мы ушли на болото. Сделали шалаш и жили там мы не одни, семей было много. А бабушка наша старенькая осталась в нашей хате жить. В 1943 году немцы делали облавы на болоте и нас поймали. Когда мы проходили по деревне мимо нашего дома, то в окно увидела, как немец стоит и перед зеркалом расчесывается, у нас было большое зеркало. А в сенцах стоят лошади, завалкой дверь перегорожена, только головы на улицу высунули. Бабушки нигде не видно. Когда проходили мимо фермы, нас остановили. Мы думали, что нас загонят на ферму. Дверь открыли, и мы увидели, что гонят и оттуда людей. Бабушка Аксинья тоже там была, мы обрадовались, что она жива. Погнали нас через Ольховку, Липовку, Гощь. Догнали нас до станции Синезёрки (железнодорожной станции), погрузили в эшелон, и поехали мы в Минск. Когда приехали в Минск, нас погнали на 3-й кирпичный завод, расселили нас в бараки, семей было много, по всему бараку двухъярусные нары сделаны. Нашу мать погнали работать на кирпичный завод. Мы под присмотром бабушки оставались в бараке. Матери дадут жидкой баланды и по кусочку хлебушка, она разделит между нами, но еды не хватало, постоянно хотелось есть. Мать смотрит на нас и плачет, какие мы худые, изможденные. Немец, который нас охранял, был добрый, приносил нам хлеба, чем-то намазанного, но мы боялись брать у него, думали, что отравлен. Видя, что мы боимся его, он показал свою фотографию – на ней были дети. Он говорил : Майн киндер. Бабушка попросила его отпустить нас в город милостыню попросить. Я с братом на руках и бабушка ходили побираться по Минску и ближним деревням. Бабушка в деревне меня оставила в няньках у молодых хозяев, у них девочка маленькая была. Когда наши ближе стали наступать, то хозяева пошли в банду Бандеры, а меня определили к старшей сестре в няньки. У нее четверо детей было, она меня жалела, когда я ходила в барак навестить своих, то пекла лепешки из морковки, и я их приносила своим. Немецкие зенитки стояли около деревни, немцы расквартированы были по домам. Приносили свои вещи стирать мне, а я маленькая худющая была, но выстирывала их одежду, так они мне за работу хлеба давали. Кто-то донес на меня, что я в няньках, меня послали на работу разгружать вагоны с углем. 15-летняя я худая, от голода опухшая, работала наравне со взрослыми, приходя в барак, валилась от усталости, не было сил умыться, что чертёнок, чёрная от пыли угольной. Когда наши бомбить стали завод, мы были в бараке. От воя сирены и от гула самолетов было очень страшно, мы забивались под нары прятаться, думая, что там нас не убьют. Бабушка наша умерла, схоронили мы ее под Минском в деревне Сухорево. После бомбежки нас погнали в какой-то лагерь (не знаю), помню большой дом, загнали нас туда и сказали, чтобы не выходили. Опять начали стрелять зенитки, нас погнали дальше. Пригнали в какую-то деревню пустую и загнали в большой подвал колхозный. Народу было много, сидели всю ночь, пока стреляли кругом, не так было страшно. А утром стало тихо, просто жутко. Когда услышали, что кто-то идет, испугались. Потом слышим русскую речь. Взрослые закричали: «Мы русские, мы здесь». Наши солдаты сказали, чтобы мы не боялись и ждали, пока кругом разминируют сапёры, тогда нас отправят домой. Когда сняли мины, нас погрузили в вагоны и отправили домой. Вернулись мы в 1945 году, кругом пепелище. Построили себе шалаш, где-то надо было ночевать. А на зиму нас к себе на квартиру (дом бревенчатый небольшой) забрал Стефан Филяков. Дом был небольшой, наша семья из 5 человек и ещё 2 семьи, кроме хозяйской. На кровати спали в поперек, ноги свисали, лавочку подставляли. А кому не хватало места, те спали под печкой, соломы настелят и детвора, как мышата, в этой соломе копошатся. Было за великое счастье в мороз погреться на печке. Дали нам за погибшего отца корову немецкую черно-пёструю. Корове сделали шалаш, она зимовала зиму в нем. На другой год мы себе построили небольшую хату. Полы и потолок были из слег сделаны, досок негде напилить было. А на печку мать кирпич брала в Покрове с разбитой церкви. Возили кирпич на волах, как сейчас помню, один белый, другой рыжий.
(записано с их слов)