Деревня Карачевского р-на, Мылинского сельского поселения. Расположена в 4 км к Северо-Западу от ж/д ст. Мылинка. Население — 0,27 тыс. жителей (1926 г.); с 2006 г. — без населения. Упоминается с 18 в. как винокуренный завод, владение графов Толстых. С середины 19 в. — деревня; в 1876 г. приписана к приходу Благовещенской церкви г. Карачева. В конце 19 в. велась добыча торфа. До 1929 г. в Карачевском уезде (с 1861 г. в составе Верхопольской волости, с 1924 в Карачевской волости)

Населенные пункты Брянского края. Энциклопедический словарь. — Брянск : Группа компаний «Десяточка» (изд-во «Белобережье»), 2010. — 402 с.​

Население на 01.12. 2018 г. (по данным Мылинской сельской администрации) – 0 человек.

Административное подчинение деревни Философов Завод (Филосов Завод, Философский Завод):

1916 г. — Орловская губ., Карачевский уезд, Верхопольская волость.

1920 г. — Брянская губ., Карачевский уезд, Верхопольская вол., Философ-Заводский с/с.

1929 г. — Западная обл., Брянский окр., Карачевский р-н, Бабинский с/с.

1937 г. — Орловская обл., Карачевский р-он, Мылинский с/с.

1944 г. — Брянская обл., Карачевский р-он, Мылинский с/с.

1985 г. — Брянская обл., Карачевский р-он, Мылинский с/с.

Административно-территориальное деление Брянского края за 1916–1985 гг. — Тула : Приок. кн. изд-во, 1987. — 532 с.

Из статьи Василия Курзова «Филосов Завод», опубликованной в газете «Брянский рабочий»:

«Поселок Философ Завод — как две заиндевелые бусинки на живой нитке речки Велемьи, которая, проломившись через буреломные завалы подгнивших осин, сквозь болотистый кочкарник выбирается на открытое пространство и вольно журчит меж травянистых берегов, пока не споткнется о массивные сваи ветхого деревянного моста. Раздробясь между ними, говорливые струи снова превращаются в прерывистую, пульсирующую ленту, чтобы нырнуть в лесистые береговые заросли. И только перед самым устьем речка будто бы распрямляется, обретает ровное дыхание и спокойно перетекает в нешумную Снежеть, отдав ей всю свою нерастраченную родниковую чистоту.

Не так уж и давно поселок на берегу этой сказочной полулесной речки светился не только веселыми огнями в окнах полутора десятков домов, но и радостными лицами его жителей. Цукановы, Нехаевы, Стариковы и еще несколько семейных династий здесь возделывали землю, иные работали на ближайшем кирпичном заводе, принадлежащем Карачевскому совхозу. На каждом подворье — розовопузые боровки, задиристые телята и степенные черно-пестрые коровы-молочницы. Совхозная ферма на левом берегу Велемьи тоже была дополнительным штришком к оптимистической картине сельского быта.

Лишь у нас, наверно, рождаются и плодятся чиновники, для которых благосостояние простого труженика, словно кость в горле. Не надо уходить в далекое прошлое. Вот недавние факты. Только-только деревня после военного лихолетья с помощью государства встала на крепкие экономические ноги, ей тут же — подножку в виде чиновничьего циркуляра о неперспективных деревнях. Вроде бы и благие намерения: построим агрогорода, переселим бабушек и дедушек в благоустроенные квартиры, они этого заслужили. И только одна несуразная деталь мешала, как плохому танцору, воскликнуть нечто громко-победоносное. Вроде того, что у нас высокая агронасыщенность, комбайны, тракторы с плугами пошлем на дальние поля — все будет засеяно, а затем и убрано до колоска. Ах уж эти оторванные от земли прожекты! Привели они к тому, что деревня постепенно, как замокревшая свечка, не горела ровным пламенем, а трещала, искрилась и чуть совсем не погасла. Да только есть у крестьянина не засушенная пока что корневая система, которая и на бесплодной почве политических авантюр питает живыми соками крестьянскую душу.

У поселка Филосов Завод судьба складывалась так же безысходно, как и в десятках других маленьких населенных пунктов того же Карачевского района — Тишаевке, Гуде, как и в знаменитой придеснянской деревушке Чичеринке Жуковского района, на родине известного русского поэта, ученого Ивана Лаврентьевича Жупанова. Приезжая в Брянск, он непременно бывает на заросшем чичеринском пустыре, где от бывшего поселения громоздятся лишь засохшие остовы яблонь да почерневшие остатки кирпичных фундаментов.

— После такой удручающей встречи душа камнем схватывается, — говорил мне как-то Иван Лаврентьевич.

Слава Всевышнему, участь эта миновала Филосов Завод. Наверно, потому, что речка Велемья, продравшись через болотистую закоряженность, сохранила такую энергетическую силу, что и по сей день не дает поселку кануть в вечность. Правда, остались здесь только две семьи — Нехаевых и Стариковых. Но они явились тем крепким хребтом, на который сейчас нанизываются строения белобережских и брянских дачников.

Виктор Нехаев в свое время не думал, что затухающий поселок будет той искоркой, которая поможет его духовному возрождению. Выйдя в пенсионное пространство, сумел купить квартиру в Брянске. Две или три зимы жил в городе, не забывая навещать оставшуюся в поселке мать. Каждый такой приезд был своего рода испытанием на прочность крестьянской закалки. В конце концов, оставил детям городскую квартиру и с женой Валей вернулся к своим истокам. Пришлось заново обзавестись хозяйством, подлатать для живности покосившиеся сараи, подправить изгородь. Теперь его подворье — полная чаша. Стоят нахохлившиеся скирды с душистым сеном для лошади и коровы, похрюкивает в закутке упитанный кабанчик, воркуют на двору куры-несушки во главе со шпористым петухом.

— Только с возрастом понял, какое притяжение имеет родная земля — улыбается Виктор, запрягая в широкие розвальни слащавого мерина, чтобы привезти из ближнего леса заготовленные дрова.

Но тут маленькая неувязочка: надо перебраться через Велемью, а стойкий мост совсем прохудился, приходится всякий раз настил делать. Но Виктор считает, что зиму он и по этой переправе проездит, а к весне, когда карачевский лесхоз развернет фронт сезонных работ, ему волей-неволей придется и мост обновлять, чтобы лесовозный транспорт бесперебойно мог курсировать к делянкам на другую сторону Велемьи.

На правом берегу речки — подворье Ольги Петровны Стариковой. Когда-то и у нее было обширное хозяйство с коровой, свиньями и кроликами. Да и возраст сегодня у нее не тот — перешагнул восьмидесятилетний рубеж, чтобы за живностью присматривать. Держит только кур, а охранники у нее голосистые Дик и Пальма. Без их сигнала ни свой, ни чужой мимо дома не пройдет.

Несколько лет назад Ольга Петровна ослабла глазами. Забрала ее к себе в Людиново дочка Валя. После удачной операции прописали ей очки с предельной диоптрией, дочь всячески уговаривала остаться у нее, понимая, что одной жить с таким зрением будет нелегко. Зиму Ольга Петровна кое-как перекантовалась в городе, а по весне с первыми проталинами вернулась домой. С помощью старшей дочери Нины Семеновны, которая живет в Белых Берегах, и сына Ивана Семеновича из Брянска посадила огород, завела для веселья кур.

Чуть ли не каждую неделю Нина Семеновна привозит матери хлеб, крупу, макароны и всегда с беззлобным укором спрашивает: когда ко мне переселишься? Ольга Петровна смотрит на дочку сквозь толстые стекла очков и говорит, что ей и тут неплохо, никому не мешает. А выйдет срок, вон погост рядышком.

И радостно сообщает дочери:

— Ты же видела, какое у нас в поселке обновление?

Нина Семеновна, когда шла от станции Мылинка, обратила внимание, что лесная дорога от самого Воскресенского поселка расширена и выровнена. Кто же так постарался? Оказывается, осенью их родственник Александр Ильич, уютный дачный домик которого прилепился на речном бережку, сумел организовать все эти дорожные работы, и теперь Филосов Завод не кажется заброшенным и обреченным. В долгие зимние вечера Ольга Петровна слушает радио, вяжет носки с добавлением собачьей шерсти для детей и внуков. По теплым дням, когда управится с огородом, будет собирать лечебные травы, потом пойдут ягодки и грибки. Такова размеренно-спокойная и все-таки напряженная поселковая жизнь. И самое, пожалуй, важное, что ни Нехаевы, ни Стариковы не жалуются, не клянут свою судьбу, считают, что у каждого должно быть свое предназначение.

Недавно я решил проведать свою старушку. Приехал утренней мотрисой и уже через час сидел у Ольги Петровны в маленькой кухоньке. Пили чай, говорили о разных мелочах. Хозяйка была веселой, улыбчивой, и я не выдержал, спросил, что это за аккуратная бумажка в коридоре лежала.

— Холера ее знает. Ко мне же часто всякие заходят — то воды попить, то обогреться.

Я развернул этот бесхозный листок, а там вот такие строчки:

«В моей душе ты облаком растаешь,

Хоть этих сроков никогда не жду.

Но если ты от жизни вдруг устанешь,

Лишь позови, и я к тебе приду.

Смогу прийти в поселок без укора,

Чтобы огнем души своей согреть.

Надеюсь, это будет скоро.

Ответь же, не стесняйся и ответь.

И в остальном с тобою нам помогут

Живые струи речки Велемьи…

Кружат снежинки над лесной дорогой,

Как мысли просветленные мои.»

— Складно придумано, особенно про Велемью, — широко заулыбалась Ольга Петровна и высказала такую догадку: — Тут недавно незнакомая девочка с парнем мимо проходили. Пока я им чай готовила, о чем-то в коридоре ласково переговаривались, а потом — на повышенных голосах. Что не поделили — не мое дело. Ушли раздраженные и чай пить не стали. Ты оставь мне эту писульку, может, когда-нибудь еще здесь будут, так я им передам.

За окном возник легкий снегопад, подсвеченный тусклыми лучами солнца. Прыгала на изгороди палисадника шустрая синица в ожидании, пока вынесет Ольга Петровна поджаренных тыквенных семечек. Было хорошо и покойно на малюсеньком островке человеческой пристани… Там, где речка Велемья».