…У меня в руках порядком зачитанная книга, вышедшая в уже далеком 1976 году в издательстве «Молодая гвардия».  А называется она «Пять  тысяч любимых  строк». Очень удивительна судьба её создания. Редакция «Молодая гвардия» решила провести такой эксперимент: узнать каковы наиболее популярные  стихи у молодёжи  и напечатать их в одной книжке! В соратники они взяли газету «Комсомольская правда», куда читатели и стали в массовом порядке присылать свои любимые строки!

В предисловии к сборнику было  сказано, что редакция получила ТЫСЯЧИ ПИСЕМ (!!!) со всех концов нашей  необъятной Родины. И, кстати, одно из них из села Митьковка, что в Климовском районе  Брянской области!  А тираж этой книги по нынешним временам был  просто колоссальный - 300 000 экз.!

Ну, а веду я в своем вступлении речь об этом сборнике, потому что в него были включены и несколько прекрасных стихотворений нашего сегодняшнего юбиляра Владимира Луговского:  «Курсантская венгерка» и «Мальчики играют на горе»… 

Говоря сегодня о нём, как обычно, примем удобное сокращение для нашего поэта:  В.Л.

Приведу отрывки из одного и другого стихотворения «Курсантская  Венгерка»:

Сегодня не будет поверки,
Горнист не играет поход.
Курсанты танцуют венгерку,-
Идет девятнадцатый год.

В большом беломраморном зале
Коптилки на сцене горят,
Валторны о дальнем привале,
О первой любви говорят.

На хорах просторно и пусто,
Лишь тени качают крылом,
Столетние царские люстры
Холодным звенят хрусталем.

Комроты спускается сверху,
Белесые гладит виски,
Гремит курсовая венгерка,
Роскошно стучат каблуки.

Летают и кружатся пары —
Ребята в скрипучих ремнях
И девушки в кофточках старых,
В чиненых тупых башмаках.

Оркестр духовой раздувает
Огромные медные рты.
Полгода не ходят трамваи,
На улице склад темноты.

И холодно в зале суровом,
И надо бы танец менять,
Большим перемолвиться словом,
Покрепче подругу обнять.

Ты что впереди увидала?
Заснеженный черный перрон,
Тревожные своды вокзала,
Курсантский ночной эшелон?

Заветная ляжет дорога
На юг и на север — вперед.
Тревога, тревога, тревога!
Россия курсантов зовет!

Случается часто, что одно из стихотворений известного автора, становится как бы «визитной карточкой» поэта.

Назови - «Если я заболею, к врачам обращаться не стану»  - вспомним Ярослава Смелякова, присовокупим к нему ещё «Хорошая девочка Лида».  Если прозвучит стихотворение «Гренада» - несомненно - Михаил Светлов.

А при упоминании стихотворения «Курсантская венгерка»  из нашей памяти всплывает имя поэта - Владимира Луговского!

Кстати, Владимир Александрович Луговской родился 1 июля 1901 года в Москве. То есть сегодня ему исполняется ровно 120 лет! Оба его деда – и по отцовской, и по материнской линии – были священниками. Отец – Александр Фёдорович Луговской (1874–1925) всю жизнь преподавал в Первой московской гимназии на Волхонке. Мать – Ольга Михайловна (1878–1942) была талантливой певицей, но предпочла посвятить себя семье.  Так вот, когда шёл тот самый девятнадцатый год, о котором пишет поэт в своем стихе, ему было всего 18 лет.     В 1918 году Владимир Луговской досрочно окончил 1-ую московскую гимназию, но вскоре уехал на Западный фронт, где служил в полевом госпитале, на Смоленщине. Через некоторое время заболел сыпным тифом и вынужден был вернуться в Москву.
Октябрьская революция и гражданская война диктовали свои условия жизни.

Интересный факт: после возвращения с фронта он  несколько месяцев  работает в угрозыске.

Сам поэт вспоминал о тех событиях так: «…После смоленских дней я заболел сыпным тифом, вернулся в Москву и некоторое время работал младшим следователем при Московском угрозыске. Революционная Москва имела свой тёмный и страшный тыл. Бандиты и анархисты-налётчики, содержатели притонов, подпольных кабаков, спекулянты и проститутки – вся эта нечисть роилась в укромных, а иногда совсем не укромных местах вроде Хитрова рынка. Борьба с этой чёрной накипью была трудна – люди эти действовали открыто и нагло, белые армии уже двинулись прямо на Москву. Дело казалось решённым. Мне пришлось участвовать в первом разгроме «Хитровки» и других притонов. На всю жизнь у меня осталось удивление перед тем, как смыкались представители самой чистопородной аристократии с уголовниками и примитивными разбойниками» (В. Луговской. Стихи и поэмы. Том 1. М., 1956).

Примечательно, что его ранние стихи, да  и в целом довоенные, очень близки цветаевской ритмике, её духу, размаху, воздуху. Он был среди красных курсантов, которые слушали Марину Цветаеву, более того, знал её лично.

…А теперь  уже совсем другое по тональности стихотворение «Мальчики играют на горе»,  которое также опубликовано в упомянутом мною сборнике «Пять  тысяч любимых  строк», написанное  в преддверие  Великой Отечественной войны,  в 1939 году. 

Мальчики заводят на горе
Древние мальчишеские игры.
В лебеде, в полынном серебре
Блещут зноем маленькие икры.

От заката, моря и весны
Золотой туман ползет по склонам.
Опустись, туман, приляг, усни
На холме широком и зеленом.

Белым, розовым цветут сады,
Ходят птицы с черными носами.
От великой штилевой воды
Пахнет холодком и парусами.

Всюду ровный, непонятный свет.
Облака спустились и застыли.
Стало сниться мне, что смерти нет —
Умерла она, лежит в могиле,

И по всей земле идет весна,
Охватив моря, сдвигая горы,
И теперь вселенная полна
Мужества и ясного простора.

Мальчики играют на горе
Чистою весеннею порою,
И над ними,
в облаках,
в зоре
Кружится орел —
собрат героя.

Мальчики играют в легкой мгле.
Сотни тысяч лет они играют.
Умирают царства на земле —
Детство никогда не умирает.

    …Какие же чистые и светлые строки живут в этом стихотворении Владимира Луговского!

    Кстати, 30-е годы 20 века для ВЛ. были, пожалуй, самыми плодотворными. Именно тогда им был создан настоящий гимн русскому народу, который прозвучал, как хор, положенный на музыку  композитором — Сергеем Прокофьевым, в знаменитом советском кинофильме «Александр Невский».

Вставайте, люди русские,

На смертный бой, на грозный бой.

Вставайте, люди вольные,

За нашу землю честную!

Живым бойцам почёт и честь,

А мёртвым - слава вечная.

За отчий дом, за русский край

Вставайте, люди русские! (1938 год)

    И надо сказать, что песня «Вставайте, люди русские!»,  несомненно, была предтечей - будущей песни «Священная война», вышедшей 24 июня 1941 года в эфир.

   … Поэзия пустынь и гор, яростных ветров и соленых морских побережий, обаяние тех мест, где человеку трудно и где от него требуется мужество, романтика революции и гражданской войны, революционного Востока, борьбы с басмачеством, пограничной службы, наконец, романтические ноты предчувствия будущих боев с фашизмом – все это было очень близко людям в стихах   В. Луговского. Представьте себе, что когда-то на этого поэта чуть не молились. Его называли советским Киплингом. До войны университетская молодёжь любила цитировать его,  написанную ещё в 1926 году,  «Песню о ветре». Помните?

Итак, начинается песня о ветре,

О ветре, обутом в солдатские

гетры,

О гетрах, идущих дорогой войны,

О войнах, которым стихи

не нужны…

И недаром в предисловии к избранным  стихам В.Л.  Константин  Симонов напишет: «Итак, начинается песня о ветре…». С этой строки Луговского для многих из нас, людей, вступивших в жизнь в 30-е годы, начиналось  приобщение к настоящей поэзии.   Мы любили в юности читать друг другу вслух знаменитую «Песню о ветре», и странное дело, после всего пережитого с тех пор, после нескольких  войн - всё  равно по-прежнему  холодок проходит  у меня по спине, когда я шепчу про себя эти из времен  гражданской  войны  строки…»

Да! Тревожный ветер времени, ветер  странствий и перемен пронизывает все книги В.Л.!

…Когда  я  думаю о Владимире  Луговском,  в памяти  невольно вспоминают такие  классические  строки  Давида Самойлова

Перебирая наши даты,
Я обращаюсь к тем ребятам,
Что в сорок первом шли в солдаты
И в гуманисты в сорок пятом.

Именно так было и с В.Л. … Это не легенда, а быль: вот воспоминание участницы войны о том, как стихи В.Луговского помогали идущим в бой на фронте: «Книга Владимира Луговского "Новые стихи", изданная в 1941-м. Стихи Луговского читали раненые, переписывали и отправляли в письмах родным. Сама книга сильно изранена - оглавление оторвано, осталось всего несколько страничек со стихами.  Тот сборник Луговского я носила с собой, когда находилась в душевной коме, земля уходила из-под ног. Воздуха не хватало, чтобы дышать, глаза застилали слезы. Как заклинание твердила наизусть стихи, и эта соломинка помогла выжить, справиться с болью».

Снова и снова знакомясь с творчеством этого поэта, я неожиданно сделал для себя такой вывод: когда читаешь Ф.И. Тютчева – то взрослеешь, когда читаешь В. Луговского – то молодеешь!

А как искренне и философично звучат  строки В.Л. из вступления в его поэму «Середина века» - его своеобразное поэтическое  завещание, которое он создавал уже незадолго до смерти в 1957 году:

Я слышу голоса, я вижу мысли

Других людей, друзей, живых и мертвых,

Я записал всё так, как я увидел,

И как умел, и как вообразил.

Я всюду вижу горькие  пробелы -
Мне десять жизней нужно бы прожить,

Чтоб передать богатство нашей жизни,
то главное, что принесли мы в мир

На смену старому, в средину века.

Без сказки – правды в мире не бывает.

Мне сказочное  видится во всём:

В борьбе, в природе, в жизни человека,

Я твой, живое время, весь я  твой…

Особенно мне импонирует  любовная  лирика В. Луговского. Такая в них и сила, и напряжение, и горечь….

Вот, почитайте сами:

«Та, которую я знал»

Нет,
та, которую я знал, не существует.
Она живет в высотном доме,
с добрым мужем.
Он выстроил ей дачу,
он ревнует,
Он рыжий перманент
ее волос
целует.
Мне даже адрес,
даже телефон ее
не нужен.
Ведь та,
которую я знал,
не существует.
А было так,
что злое море
в берег било,
Гремело глухо,
туго,
как восточный бубен,
Неслось
к порогу дома,
где она служила.
Тогда она
меня
так яростно любила,
Твердила,
что мы ветром будем,
морем будем.
Ведь было так,
что злое море
в берег било.
Тогда на склонах
остролистник рос
колючий,
И целый месяц
дождь метался
по гудрону.
Тогда
под каждой
с моря налетевшей
тучей
Нас с этой женщиной
сводил
нежданный случай
И был подобен свету,
песне, звону.
Ведь на откосах
остролистник рос
колючий.
Бедны мы были,
молоды,
я понимаю.
Питались
жесткими, как щепка,
пирожками.
И если б
я сказал тогда,
что умираю,
Она
до ада бы дошла,
дошла до рая,
Чтоб душу друга
вырвать
жадными руками.
Бедны мы были,
молоды —
я понимаю!
Но власть
над ближними
ее так грозно съела.
Как подлый рак
живую ткань
съедает.
Все,
что в ее душе
рвалось, металось, пело,-
Все перешло
в красивое тугое
тело.
И даже
бешеная прядь ее,
со школьных лет
седая,
От парикмахерских
прикрас
позолотела.
Та женщина
живет
с каким-то жадным горем.
Ей нужно
брать
все вещи,
что судьба дарует,
Все принижать,
рвать
и цветок, и корень
И ненавидеть
мир
за то, что он просторен.
Но в мире
больше с ней
мы страстью
не поспорим.
Той женщине
не быть
ни ветром
и ни морем.
Ведь та,
которую я знал,
не существует.

...Правда - какие удивительные, необычные, пронзительные строки!

...А вот другое его стихотворение о любви, проникнутое светлой печалью, грустью воспоминанья об ушедших днях молодости. Той женщине, которой оно посвящено уже давно нет на свете, но память вновь и вновь уносит поэта к тем необыкновенным, счастливым  дням…

«Тебя давно уж нет на свете»

Тебя давно уж нет на свете,
Но я беседую с тобой.
Я вспомнил бухту,
южный ветер,
Зеленопламенный прибой.
Ангары.
Ночь.
Тень гидроплана.
Огромное лицо луны.
Тревожный холодок дурмана
От губ
твоих,
от крутизны.
Холщовые одежды лета.
Над штабом —
красная звезда.
Вплоть до зари,
вплоть до рассвета
Не расставались
мы
тогда.
Не расставались,
целовались.
Сверчки гремели.
А кругом
Шла исподволь
событий завязь,
Над нами
плыл
железный гром.
Что понимали мы в столетье,
Две тени,
слитых в серебре?..

Поэта не стало 5 июня 1957 г. Ему было 55 лет. Откликаясь на его смерть,  другой замечательный отечественный поэт  Давид Самойлов в своём дневнике записал: «Умер Луговской, славный человек, хороший поэт, очень добрый ко мне.  Он был одним из уходящего поколения поэтов, которые при всех недостатках своих, при всей растерянности перед лицом времени были талантливы и умели ценить в людях незаурядность, талант, поэзию. Они, эти люди – тоненькая цепочка, связывающая нашу скудную поэзию, наших измельчавших поэтов с великой русской традицией – с Блоком, Маяковским, Есениным. Очень горько думать о его смерти…».

...И тут начинается ещё одна удивительная история: оказывается, что у  Владимира Луговского  (1901- 1957) мало того, что две могилы, так они еще обе настоящие и обе необычные.

Одна — в Москве на Новодевичьем кладбище.

Надгробие для нее выдающийся скульптор Эрнст Неизвестный (кстати, автор символического чёрно-белого памятника Н.С. Хрущёву  на этом же кладбище)  сделал в виде гранитной глыбы с высеченным в ней портретом Луговского в профиль. Огромная бровь напоминает о его прозвище — «бровеносец».

Под памятник этот заложили, как послание грядущим поколениям, сборник поэм Луговского «Середина века», где сделана попытка философского осмысления истории: «...шар земной — он выкруглен для счастья».

Но не только в этом и даже не столько в этом необычность захоронения. А в том, что здесь покоится прах поэта... без сердца!

Другая могила – в Ялте.

Луговской очень любил Ялту. Здесь отдыхал, здесь много работал, здесь и умер.

…У другого нашего прекрасного поэта Александра Межирова  есть замечательное стихотворение «Серпухов», в котором запечатлён момент того, как прославленный скульптор Эрнст Неизвестный ещё только работал над памятником В.Л.

А на Сретенке в клетушке,
В полутемной мастерской,
Где на каменной подушке
Спит Владимир Луговской,
 

Знаменитый скульптор Эрнст
Неизвестный
глину месит;
Весь в поту, не спит, не ест,
Руководство МОСХа бесит;
Не дает скучать Москве,
Не дает засохнуть глине.
По какой-то там из линий,
Славу богу, мы в родстве.

    …Да, мы – истинные любители настоящей литературы - все в поэтическом родстве с прекрасным представителем отечественного стихосложения – Владимиром Луговским, которому сегодня исполняется  ровно 120 лет…   

 С вами был автор рубрики «Поэтический календарь» Михаил Лиознов.