Не совсем правильно: говоря о языке, мы прежде всего вспоминаем о том, что он — важнейшее средство общения. Он, — а это не менее важно, — еще и зеркало, отражающее различные стороны жизни, участвующее при этом в представлении как истинной, так и, подчас, — к сожалению! — лживой информации. Ведь не станем же притворяться! Прибегать к неправде, лжи — это, конечно, очень плохо. Неэтично, неэстетично, порой небезопасно. Но — прибегаем.
И возможности языка при этом используем нередко. Можем, например, спрятаться за вопрос, если не уверены в правдивости информации, делая при этом что-то вроде «последнего предупреждения» («Ты же не станешь утверждть, что…?»), часто и сами недостоверную информацию облекаем в текст невнятный, наполненный недоговоренностями, двусмысленностями, подталкивая слушателя к мысли: «Видно, я не догоняю!» или: «А, тут до правды не докопаешься!»
Наше время характеризуется особым явлением — процессом легализации лжи. Когда все больше в мире информации, где непросто отличить, истинна она или ложна, ложь постепенно становится привычной. Менее стыдной. «Старайтесь сохранить тепло стыда…» — было, видно, дурное предчувствие у С. Я. Маршака.
Каждый, кто имеет отношение к массовым коммуникациям, кого не минует назойливость рекламы, кто является потребителем разносторонних сведений, может заметить: в последние годы не только множится информация, основанная на данных, не подвергнутых убедительной экспертизе и аналитике. И мало кто возмутится сегодня сообщением о креме для лица, который воздействует на кожу на клеточном, генетическом уровне, который разглаживает 87 % морщин. Само содержание понятия факт очень изменилось, проверить истинность каждого отдельного случая, позиционируемого как безусловно доказательный, простому, не облеченному административными или исследовательскими возможностями человеку подчас невозможно. Если СМИ, вынужденные действовать в рамках законодательства, еще хоть как-то контролируют выдаваемую информацию, то блогеры, авторы рекламных текстов, участники и свидетели событий (или выдающие себя за таковых) часто не берут на себя труд отвечать за свои слова.
Известные психологи, нейролингвисты выражают озабоченность. В частности, профессор Санкт-петербургского университета Т. В. Черниговская отмечает: если раньше ориентиром для выявления правды могло служить деление людей на тех, кто следует, и тех, кто не следует социально-нравственным нормам (то есть своего рода ориентиром могла служить репутация); если были общие правила, которые сознательно нарушали только индивиды, говорившие «на ваши правила нам наплевать», то в наши дни не всегда можно уверенно провести границу между фактом и нефактом. Мировая интернет-сеть хранит все, а облачные хранилища принимают и истину, и то, что придумано, но подкупает остроумной формулой, и то, что вчера казалось истинным, а впоследствии развенчано, — все забыли про развенчание, хранится. По условиям настоящего времени (никто не бросит перчатку, даже опровержения может не потребовать) автор даже установленной выдумки (у нас прижилось из английского фейк — для называния всякой подделки, в том числе и в речи) часто никакой ответственности не несет.
Один пример. Когда после 1990 года возможность и права издавать словари русского языка приобрел каждый желающий, можно было видеть в некоторых изданиях утверждения, что слово кофе — среднего рода. Что, дескать, это доказано и вообще так «красивЕе». Интерес к поискам научной истины может подрывать Википедия, не проявляя подчас строгости в отборе материала.
Масса явлений, верификация которых нам необходима, может получать ряд взаимоисключающих толкований. К примеру, как соединить расходящиеся мнения представителей разных научных школ? Одни историки считают «Бородино» поражением Кутузова, другие — победой, заманившей неприятеля в ловушку. Кому должен поверить школьник?
Мир стал таким пестрым, что нужно не лениться (а с этим у нас очень плохо. Мы — «ленивы и нелюбопытны») привлекать много аутсайдерской информации, для того чтобы понять, где истина. Необразованность, отсутствие навыка самостоятельного мышления влекут за собой нежелание вникать в суть информации, создавая фундамент для процветания лжи.
Мы можем встретить публикации, которые скажут про известное историческое явление и вовсе «не было, все это выдумано». Более того, автором может быть профессор с хорошим индексом цитирования, честный ученый. Но должен найтись и тот, кто с другого бока посмотрит, нельзя упускать возможность второго взгляда. Иначе как отделять правду от лжи?
Раз существование наше — увы! — не может быть от лжи совершенно свободно, интересно задуматься: есть ли в языке какие-то особые средства, работающие на трансляцию лжи? Но еще интереснее: способен ли при этом язык помогать нам распознавать? Разоблачать, а значит, не просто избегать — находить правильный ответ.
Да, язык способен и в этом обеспечить нам мудрое сопровождение. Немалую роль играет он, когда неправда обнаруживает себя не только через поступки или различные оценочные проявления.
Лживость, конечно же, порок. Сознательная ложь, всякого рода фальшь, обман, манипуляции имеют, безусловно, негативную значимость. Это общеизвестно и общепризнано. Однако нельзя отрицать: есть в жизни ситуации, при которых возникает реальная потребность во лжи. Например, бывает, когда ложь необходима для спасения чьей-нибудь жизни, учитывая принцип: «Человек есть мера всех вещей», в том числе и этически значимых. И тогда ложь способна оказаться добродетелью. Как писал философ Владимир Соловьев: «...Жертвовать человеческой жизнью для точного исполнения отдельного предписания — есть внутреннее противоречие и не может быть нравственным». Могут в особых случаях врать больным врачи (русское врач — родственно глаголу «врать», так этимология участвует в реабилитации варианта лжи); родители в воспитательных целях могут искажать элементы картины мира, знакомя с миром ребенка.
Тем не менее всякая ложь обречена на поражение (Ложь стоит до улики), не имея стопроцентной непроницаемости («контейнированности»), защищенности от жизни, поэтому народ утверждает: Лгать так людей обегать. Но, с другой стороны, даже единожды солгав, человек подключается к некой практике насилия, и это зафиксировано языком: Раз солгал, а навек лгуном стал. Подчеркивается: однажды обманувший может обмануть ещё не раз, поэтому ему нельзя доверять. «Единожды солгав, кто тебе поверит? — утверждает 74-ый афоризм из собрания Козьмы Пруткова.
Одной из разновидностей лжи может быть уловка, принимающая вид уступки, соглашения, часто используется при вступлении сторон в определенные отношения, при подписании какого-то договора, когда, «не достигнув желаемого, одна сторона притворится, что желала именно достигнутого» (М. Монтень), Такое поведение участника коммуникации рассмотрено специалистами в рамках теории «поддержания лица» , которая была разработана С. Тинг-Туми в 1985 году. Она во многом основана на исследованиях американских социолингвистов П. Браун и С. Левинсон, которые, в свою очередь, используют понятие «лицо», предложенное Ирвингом Гофманом.
Браун и Левинсон утверждали, что представления индивида о собственном или чужом «лице» имеют эмоциональную окраску, а также что «лицо» можно «потерять», «поддерживать» или «улучшать», позднее было введено дополнительное понятие «управления лицом» (facework).
На фоне средств языка как разновидность лжи интересна также лесть.
В Словаре Евгеньевой она определяется как «преувеличенное, угодливое восхваление кого-либо», из чего выводим ее непосредственную семантическую включенность в поле «ложь» (ср. родственные с ложью семы: угодливость — излишне услужливый, т. е. выходящий за пределы правды, искренности как нормы; угодничество — поведение с целью расположить в свою пользу, т. е. отсутствие бескорыстности, тоже сема в составе лжи.
Родственные связи лести и лжи в широком смысле наиболее полно отразились в словарной формулировке В. И. Даля: «…лесть — проискливая хвала, притворное одобрение, похвала с корыстной целью, униженная угодливость… прельщение, соблазн…». Происки, притворство, корысть — все это характерные черты лжи. Еще среди разновидностей ложной информации интересны виды лицемерия, в том числе профессионального лицемерия, в контексте которого, как сказал как-то богослов и писатель А. Кураев, некоторые представители церкви пытаются «утилизировать Бога». Известны, например, выступления отдельных иерархов, утверждавших на рубеже столетий, что во вводимом для маркировки товаров штрих-коде ЕАN-3/UPC в скрытом виде присутствует число 666, «знак сатаны». Немало христиан под влиянием «отцов церкви» увидело в модернизированной системе компьютерного учета насильственное внедрение в их жизнь антихристианской символики и попрание религиозной совести, а также начало исполнения пророчеств об антихристе. Естественно, что стал распространяться призыв о бойкоте компьютерных систем, использующих штрих-коды и электронные номера, не приводились при этом никакие убедительные доказательства. Вспомним, что важно: архимандрит Тихон, который вначале поддерживал движение, нашел в себе мужество вникнуть в суть, технологию проблемы, в своем докладе «Одни ищут спасения, другие — великих потрясений» привел мнение экспертов, которое в определенном смысле стало базовым для формулировки исправленной церковной позиции: в штрих-коде EAN-3 не содержится в электронном виде числа 666, хотя разделительные полосы штрих-кода, действительно, могут ассоциироваться именно с цифрами. Но ведь читает их вовсе не человек, а машина.
Здесь, имея в виду позицию Тихона, можем увидеть еще одну, можно сказать, наименее негативную из возможных разновидностей неправды: заблуждение, признание ошибки полностью снимает с архимандрита обвинение в распространении неправдивой информации.
Попробуем сделать некоторое обобщение: что мы называем ложью и какие смыслы несет язык через это необычайно емкое слово? Наряду с наиболее общим именованием неправды и названным выше вариантом заблуждение существуют обман, вранье, треп, фейк. И аффилированные с ними болтовня, фальсификация, сплетня. Мы смеемся, прочитав в школьном сочинении: «Немой Герасим не любил сплетни, а всегда говорил правду». Однако это не совсем глупость. Слово сплетня и в самом деле синонимично неправде: сплетня, как правило, не пустая болтовня, а содержит элементы нужного говорящему вымысла, следовательно — лжи.
По созвучию и по характеру смысловой структуры понятие лгать перекликается для русского человека с лежать. Сравним, как созвучны: солгал и слег. Интересны сближающие геометрические ассоциации: ведь лежащий человек сменил вертикальное положение на горизонтальное, мы даже используем это в быту: «Так устал, — может сказать кто-то, — хочется отдохнуть, принять горизонтальное положение». Вот и ложное слово язык представляет как отклонение от вертикали, вспомним и сравним: не сказал правды — уклонился, поддался дурному влиянию — пошел по кривой дорожке, склонился на уговоры, отклонился от темы — левый уклон. Гамлет в известном стихотворении Б. Пастернака начинает рассказ о себе, «прислонясь к дверному косяку», который — символ вертикали, правдивости прозвучавшего предвидения («Я ловлю в далеком отголоске, что случится на моем веку»).
Семантика слова кривой (в современном толковом словаре — «непрямолинейный, изогнутый») тоже поддерживает геометрическую метафоричность. Но еще ярче, геометричнее связь языковых антонимов: правда — кривда. В. И. Даль, посвятивший в своем словаре целую страницу гнезду кривой, в качестве синонимов неправде, несправедливости называет, в связи с кривдой, кривость, кривоту, кривство и ряд однокоренных прилагательных, наречий, жизненность их, наполненность значением подтверждая пословицами, поговорками, например: «Без кривости века не проживешь», и поясняет семантику: «…без лжи или криводушия», вводя тем самым еще один синоним. Однокоренные образования кривлянье, кривляка продолжают удерживать элемент семантической соотнесенности с неправдой благодаря все тем же геометрическим ассоциациям: отклонение от прямой линии, в данном случае, линии поведения.
Кстати, синонимичность кривды и криводушия наталкивает еще на одну мысль — о содержательной близости лжи и лицемерия (словарь не обходит это стороной: «кривда — неискренность, лицемерие»), тем самым подтверждая ранее высказанное понимание лицемерия как варианта лжи.
Кроме доказательности аналогии с кривизной в трактовке В. И. Даля привлекает внимание другой ряд: кривость — кривоватость, что позволяет увидеть неравнодушие языка к различению лжи «по количественному признаку». Хотя нельзя игнорировать и качественные различия: если кривость, скорее всего, один из нейтральных вариантов (в литературном языке по значению ближе всего ложь), то кривоватость, включая сему уменьшительности, имеет и такой компонент семантики, как снисходительность, перспектива всепрощения в составе общего значения (ср.: вина — виноватость) в оценке разновидностей лжи, что немаловажно. Таким образом, по Далю, кривизна не что иное, как переход, отклонение от вертикали в сторону горизонтали, что есть в то же время отход от правды.
Вникая в смысл страниц словаря, посвященных лжи, неправде, мы обнаружим, кроме полного набора лексических именований лжи еще и содержащиеся в формах языка различные сведения об этом явлении. Этимологически, т. е. по первичному происхождению, русскому слову ложь находим соответствия в индоевропейских словах с корнем, означающим предательство, обман. В. И. Даль в самом общем виде определял ложь, лгать как «говорить противное истине». Если про человека замечали: «Он лжет и не краснеет», это означало, что у него нет стыда, так как считается, что с возрастом у человека развивается приверженность к правде, особенно становится стыдно лгать, об этом и другая пословица: «Богатому красть, что старому лгать» (позорно, неуместно).
Обратим внимание, что от слова ложь в нашем языке образовано много форм, ср.: налгал. прилгал, пролгался, лживый, облыжный. Особое место занимает издавна образованное от слова ложь лживость , оно означает постоянное качество человека , до последнего времени считавшееся серьезным обвинением. Вспомним предостережение Л. Н. Толстого: «…никогда не говорите ребенку «ты лгун». Но только «ты солгал», т. е. в данный момент, может, случайно, а это поправимо».
Разбираясь в средствах представления языком неправды, важно анализировать многочисленные ее разновидности, прежде всего обман, вранье, клевета, дезинформация, хитрость, аберрация и их стилистические разновидности (ср., с одной стороны: вранье — но, с другой: брех, болтовня, выдумка, пурга, еще иное: псевдология, аберрация), каждое обладает в понимании носителя языка возможностями представления разных характеристик то действия, то стиля поведения, а то и человека в целом.
Как-нибудь подробнее поговорим о них.
