У каждого поэта есть провинция.
Она ему ошибки и грехи,
все мелкие обиды и провинности
прощает за правдивые стихи.
И у меня есть тоже неизменная,
на карту не внесенная, одна,
суровая моя и откровенная,
далекая провинция — Война…
Гудзенко С.П.
Творчество Семена Гудзенко – это голос целого поколения людей, чью жизнь навсегда захватила и целиком определила война. Сквозь его биографию проступает биография поколения, которое со школьной скамьи самоотверженно ринулось в битву и вынесло на своих плечах тяготы и горе войны.
Пусть живые запомнят, и пусть поколения знают
Эту взятую с боем суровую правду солдат…
Родился С. Гудзенко в 1922 году в теплом и ласковом Киеве, колыбели земли русской. Ничто, пожалуй, не предвещало судьбы солдатского поэта киевскому школьнику с необычным итальянским именем Сарио. Его отец, Пётр Константинович Гудзенко, был инженером; мать, Ольга Исаевна, – учительницей.
Как у истинного поэта, биография Гудзенко отчетливо проступает в его стихах:
…Но и в сугробах Подмосковья
И в топях белорусских рек
Был Киев первою любовью,
незабываемой вовек…
Стихи писал с пяти лет. Будучи школьником, посещал литературную студию Дворца пионеров. Его товарищ по студии Теодор Волынский вспоминал о Гудзенко: «Он обладал удивительной памятью, знал сотни строк разных поэтов: и Киплинга, и Вийона, и Саши Черного, и Анненского, и, конечно же, классиков русской литературы».
Первые стихи писал на украинском языке, пробовал писать и на идиш. В 1937 году за стихи, написанные к столетию смерти Пушкина и опубликованные в журнале «Молодая гвардия», его наградили путевкой в Артек.
После школы уехал в Москву, где поступил на литературный факультет Института истории, философии и литературы (знаменитый ИФЛИ). К началу войны успел окончить два курса.
26 мая 1941 года кто-то из друзей подарил ему красивый блокнот. Он решил, что будет вести в нем дневник. В шутку назвал его «Жалобной книгой». Успел записать только одну жалобу, обычную для студентов во все времена: «Нет денег и не у кого занять».
Последняя довоенная запись:
19 июня. «В Москве светает… Звезды косяком идут… Ветер. Цветы».
«Если не задыхаешься в любви и горе, стихов не пиши...»
Гудзенко был высоким, спортивным парнем, и ему удалось записаться в Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения. Именно с ОМСБОНА ведет свою историю отечественный спецназ.
Как показали дальнейшие события, Гудзенко обладал редкими для студента филфака качествами: аналитический склад ума, способность быстро принимать решения, устойчивость к психологическим перегрузкам, а еще он знал языки, был общительным, неунывающим, начитанным. Располагал к себе безоговорочно. И как-то сразу было понятно: с ним можно идти в разведку.
Обветренный, прокуренный филолог
военную науку постигал.
Он становился старше и спокойней
и чаще письма матери писал.
Омсбоновцев забрасывали на оккупированную территорию Калужской, Смоленской и Брянской областей. ОМСБОН был на редкость сплоченным боевым соединением.
Мы были юны.
И мужская дружба
ценилась нами выше всяких благ.
Мы говорили: «Что нам в жизни нужно?
Устать в дороге, воду пить из фляг…
Первые стихи Гудзенко опубликовал в армейской печати в 1941 году, его можно назвать первым поэтом советского спецназа.
Из записных книжек Семена Гудзенко:
Ноябрь 1941: «Проза Дж.Лондона и стихи Н.Тихонова стали евангелием ифлийцев-бойцов. Мы лежим на снегу. «Ваше слово, товарищ маузер»,— сказал, улыбаясь одними глазами, парень. Грянул выстрел. Маяковский воюет».
Декабрь 1941: «Снег, снег, леса и бездорожье. Горят деревни. Бой был сильный. Утром вернулось 6 человек, это из 33. Три дня - и нет такого отряда. Хлебников написал: «Когда умирают люди - плачут». Я бы плакал, но не умею…»
Февраль 1942: «Ранен в живот. На минуту теряю сознание. Упал. Больше всего боялся раны в живот. Пусть бы в руку, ногу, плечо. Ходить не могу».
2 февраля 1942 года Гудзенко ранило осколком мины в живот. Кто-то из друзей потом заметил: «пушкинское ранение». Через полгода его признали негодным к строевой и прикомандировали к бригадной многотиражке «Победа за нами».
Долечиваясь в Москве после тяжелого ранения, он читал стихи в госпиталях, студенческих аудиториях, цехах. Люди переписывали их от руки, посылали друг другу в письмах.
Автор пишет о своих ровесниках на войне, фронтовых друзьях.
Первая смерть
Ты знаешь,
есть в нашей солдатской судьбе
первая смерть
однокашника, друга…
Мы ждали разведчиков в жаркой избе,
молчали
и трубку курили по кругу.
Картошка дымилась в большом чугуне.
Я трубку набил
и подал соседу.
Ты знаешь,
есть заповедь на войне:
дождаться разведку
и вместе обедать.
«Ну, как там ребята?.
Придут ли назад?.» —
каждый из нас повторял эту фразу.
Вошел он.
Сержанту подал автомат.
«Сережа убит…
В голову…
Сразу…»
Я ждал его утром.
Шумела пурга.
Он должен прийти.
Я сварил концентраты.
Но где-то
в глубоких
смоленских снегах
замерзшее тело
армейского брата.
Ты знаешь,
есть в нашей солдатской судьбе
первая смерть…
Говорили по кругу —
и все об одном,
ничего о себе.
Только о мести,
о мести
за друга.
В 1943 году Гудзенко решил, что должен соответствовать духу того времени, и подобрал себе имя, которое казалось ему настоящим, мужским – Семен.
Немного окрепнув, фронтовой поэт отправился в качестве журналиста «Комсомольской правды» на стройки разрушенного, но уже освобожденного от фашистов Сталинграда. Когда в 1943 году Семён оказался в разбитом, почти стертом с лица земли Сталинграде. Там он был удостоен первой военной награды – медали «За трудовую доблесть».
В сентябре 1943 добился отправки на фронт. В 1943 году ОМСБОН переформировали, и Гудзенко перевели в газету 2-го Украинского фронта «Суворовский натиск». Он работает военным корреспондентом, при этом продолжает писать стихи, создает заметки, составившие впоследствии «Армейские записные книжки».
Когда на смерть идут — поют…
Когда на смерть идут — поют,
а перед этим
можно плакать.
Ведь самый страшный час в бою —
час ожидания атаки.
Снег минами изрыт вокруг
и почернел от пыли минной.
Разрыв —
и умирает друг.
И значит — смерть проходит мимо.
Сейчас настанет мой черед,
За мной одним
идет охота.
Будь проклят
сорок первый год —
ты, вмерзшая в снега пехота.
Мне кажется, что я магнит,
что я притягиваю мины.
Разрыв —
и лейтенант хрипит.
И смерть опять проходит мимо.
Но мы уже
не в силах ждать.
И нас ведет через траншеи
окоченевшая вражда,
штыком дырявящая шеи.
Бой был короткий.
А потом
глушили водку ледяную,
и выковыривал ножом
из-под ногтей
я кровь чужую.
В конце войны он так писал в своей автобиографии: «Год солдат, восемь месяцев в газете, полгода в Сталинграде в редакции... Снова фронт - Трансильвания, Венгрия, Словакия. Что впереди? Трудно, но я должен довоевать...» Прошел Карпаты и Венгрию, освещал осаду и штурм Будапешта, где и встретил День Победы.
Свое самое пронзительное стихотворение о войне он написал именно в 1945 году…
Мое поколение.
Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.
Мы пред нашим комбатом, как пред господом богом, чисты.
На живых порыжели от крови и глины шинели,
на могилах у мертвых расцвели голубые цветы.
Расцвели и опали... Проходит четвертая осень.
Наши матери плачут, и ровесницы молча грустят.
Мы не знали любви, не изведали счастья ремесел,
нам досталась на долю нелегкая участь солдат.
У погодков моих ни стихов, ни любви, ни покоя -
только сила и зависть. А когда мы вернемся с войны,
все долюбим сполна и напишем, ровесник, такое,
что отцами-солдатами будут гордится сыны.
Ну, а кто не вернется? Кому долюбить не придется?
Ну, а кто в сорок первом первою пулей сражен?
Зарыдает ровесница, мать на пороге забьется,-
у погодков моих ни стихов, ни покоя, ни жен.
Кто вернется - долюбит? Нет! Сердца на это не хватит,
и не надо погибшим, чтоб живые любили за них.
Нет мужчины в семье - нет детей, нет хозяина в хате.
Разве горю такому помогут рыданья живых?
Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.
Кто в атаку ходил, кто делился последним куском,
Тот поймет эту правду,- она к нам в окопы и щели
приходила поспорить ворчливым, охрипшим баском.
Пусть живые запомнят, и пусть поколения знают
эту взятую с боем суровую правду солдат.
И твои костыли, и смертельная рана сквозная,
и могилы над Волгой, где тысячи юных лежат,-
это наша судьба, это с ней мы ругались и пели,
подымались в атаку и рвали над Бугом мосты.
...Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели,
Мы пред нашей Россией и в трудное время чисты.
А когда мы вернемся,- а мы возвратимся с победой,
все, как черти, упрямы, как люди, живучи и злы,-
пусть нам пива наварят и мяса нажарят к обеду,
чтоб на ножках дубовых повсюду ломились столы.
Мы поклонимся в ноги родным исстрадавшимся людям,
матерей расцелуем и подруг, что дождались, любя.
Вот когда мы вернемся и победу штыками добудем -
все долюбим, ровесник, и работу найдем для себя.
1945
12 мая 1945 года был награждён Орденом Отечественной войны II степени. А до этого у него были две награды: орден «Красной Звезды» и медаль «За оборону Москвы».
После окончания Великой Отечественной войны работал корреспондентом в военной газете. Он все время в дороге: Западная Украина, Тува, Средняя Азия...
Активность натуры Семена Гудзенко врывалась в стихи, постоянно проявлялась в жизни. Любящий дальние дороги, быстро и добросердечно сходящийся с людьми, становящийся мгновенно душой того общества, в которое попал, он отличался в то же время удивительным вниманием к каждому человеку, с которым довелось соприкоснуться, всегда готов был прийти на помощь и делал это умело и просто.
Е. Долматовский: «У многих поэтов поколения, к которому принадлежит Семен Гудзенко, был после войны сложный период, когда они не могли оторваться от окопных представлений о действительности… Они словно продолжали окопную жизнь, в то время как их сверстники уже по горло были заняты восстановлением и мирным трудом. Эта болезнь краешком коснулась и Семена Гудзенко…но он сумел скоро понять, что в судьбе страны и ровесников произошел крутой поворот и надо с той же страстью идти в мирные атаки, штурмовать послевоенные трудности…».
Первую книгу стихов «Однополчане» выпустил в 1944 году.
В последующие годы вышли его книги «Стихи и баллады» (1945), «После марша» (1947), «Закарпатские стихи» (1948), «Битва» (1948), «Поездка в Туву» (1949), «Дальний гарнизон» (1950), «Дальний гарнизон. Поэма» (1953), «Новые края» (1953).
Наиболее значительными в творчестве Гудзенко являются его фронтовые стихи и баллады. Поэзия Гудзенко, неровная, тревожная, глубоко искренняя, - один из достоверных документов биографии того поколения молодёжи, на долю которого выпали тяжёлые испытания военного времени.
Товарищи
Бойцы из отряда Баженова прошли
по тылам 120 км, неся раненого.
Можно вспомнить сейчас,
отдышавшись и успокоясь.
Не орут на дорогах немецкие патрули.
По лесам непролазным
и в озерах студеных по пояс
мы товарища раненого несли.
Он был ранен в бою,
на изрытом снарядами тракте...
Мы несли его ночью,
дневали в лесу.
Он лежал на траве,
не просил: «Пристрелите.
Оставьте».
Он был твердо уверен –
друзья донесут.
Мы по рекам прошли,
по нехоженым топким болотам.
Мы пробились к своим
и спасли драгоценную жизнь.
Это в битвах рожденный,
пропитанный кровью и
потом,
самый истинный,
самый русский
гуманизм.
В 1962 изданы «Армейские записные книжки» Гудзенко. Походные и журналистские записи поэта стали историческими документами. Содержание записей чрезвычайно разнообразно. В этом разнообразии выделяются картины западных городов – Будапешта, Вены, Праги — в первые дни после их освобождения Советской. Армией и встречи в эти знаменательные дни конца 1944 – начала 1945 года со множеством людей, представителей разных военных специальностей и званий, с венграми, немцами, чехами.
Послевоенную славу Гудзенко можно было сравнить только со славой Константина Симонова или Александра Твардовского, но Семен был на целое поколение моложе.
В 25 лет Гудзенко уже руководил семинарами молодых писателей. Вокруг него образовалось целое братство молодых поэтов, вернувшихся с войны.
В Москве с успехом проходят поэтические вечера Гудзенко. Его популярность среди молодежи огромна.
Наступление
Великая страна
не встанет на колени.
Из русских никогда
не сделаешь рабов.
Мы верили всегда:
начнется наступленье,
врагу не унести
завшивевших голов.
Под Клином на снегу
валяются останки,
окоченевших псов
везде громит народ.
Мы ждали этот час,
когда помчатся танки,
когда бойцы пойдут,
кроша врагов, вперед.
Пусть впереди нас ждут
тяжелые сраженья,
суровые ветра,
глубокие снега,
но началось уже
такое наступленье,
в котором навсегда
мы разобьем врага.
В то же время в газете «Культура и жизнь» отнеслись к стихам Гудзенко негативно: властям казалось неуместным изображение трагичных страниц войны в период, когда вся страна радовалась победе.
Но уйти от темы войны поэт не мог. Даже в мирное время эта тема была для него важнейшей. Велик был след, неизмерима трагедия этого события в жизни поэта и других простых солдат, прошедших войну.
Война сыграла свою роковую роль как в жизни, так и в смерти поэта. Последствия контузии, полученной на фронте, медленно убивали его. Опухоль мозга... Гудзенко перенес несколько операций.
Мы врага такого одолели —
никому б его не одолеть,
на войне ни разу не болели,
а теперь случилось заболеть.
Наша воля делалась железной
с каждой новой битвой, с каждым днем.
Есть еще силенки,
и болезни
тоже одолеем и сомнем.
По воспоминаниям Евгения Долматовского, последние месяцы жизни поэта — это «новый подвиг, который по праву можно поставить рядом с подвигом Николая Островского, Александра Бойченко, Алексея Маресьева: прикованный к постели поэт, точно знающий о том, что его недуг смертелен, продолжал оставаться романтиком, солдатом и строителем... В последние месяцы своей жизни Семен Гудзенко, уже не могший писать сам, продиктовал три стихотворения, которые, несомненно, войдут в золотой фонд советской поэзии».
Он снова, как в войну, оказался на смертельном рубеже, между жизнью и смертью. Это родило высокое эмоциональное напряжение стихов, определило образный строй. Пережитое на фронте органически вплетается в эти стихи:
Я пришел в шинели жестко-серой,
выданной к победному концу,
юный, получивший полной мерой
все, что полагается бойцу.
Для меня весна постлала травы,
опушила зеленью сады,
но опять из-за военной травмы
побывал я на краю беды.
Сон мой был то беспробудно жуток,
то был чутче гаснущей свечи,
жизнь мою спасали много суток
в белом, как десантники, врачи.
Я угрюмо зубы сжал до хруста,
приказал себе перетерпеть.
Незачем, пожалуй, править труса,
выбор небольшой: жизнь или смерть.
В перерывах между больницами он невероятно много успевал: писал стихи, переводил, выступал на вечерах, отвечал на письма, в 1951 году руководил поэтическим семинаром на II Всесоюзном совещании молодых писателей…
А еще возился с маленькой дочкой Катей...
Дочку я свою назвал Катюшею
(это имя приберег с войны),
помня, как над реками, над сушею
были небеса опалены…
И она пытливо, с удивлением
из коляски смотрит на меня –
наше молодое поколение,
от рожденья сто четыре дня.
Гудзенко умер от старых ран 12 февраля 1953 года в Институте нейрохирургии имени Н. Н. Бурденко. Ему было 30 лет!
Александр Межиров «Памяти друга» (С.Гудзенко)
До сих пор я поверить не в силах,
Вспоминая родные черты,
Что к солдатам, лежащим в могилах,
Раньше многих отправишься ты.
Что тебя не подымет над тучей
Самолет со звездой на крыле,
Что под сенью березы плакучей
Отдыхаешь в родимой земле.
В той земле, для которой ни крови,
Ни дыхания ты не берег,
Что стоит у тебя в изголовье,
Вдоль пройденная и поперек.
Нас везли в эшелонах с тобою,
Так везли, что стонала земля,
С Белорусского – на поле боя,
И с Казанского – в госпиталя.
Ни кола, ни двора, только ноги…
Был твой подвиг солдатский тяжел.
Ты назвался поэтом дороги
И ни разу с нее не сошел.
Краткий срок был ему отпущен для поэтической работы. Но в богатейшей антологии поэзии, вызванной к жизни Великой Отечественной войны, его стихи составили одну из первых, очень ярких и очень важных глав. Стихи Гудзенко надолго врезались в память поколений. Память о нём будет жить столько, сколько наши соотечественники будут чтить и помнить героизм солдат, положивших жизни за родину… Нам навсегда останутся его стихи – одна из лучших иллюстраций великой трагедии народа, принесенной Великой Отечественной войной.