...Не случалось ли вам, дорогой читатель, неожиданно ловить себя на мысли: сколько же непрочитанного, неизведанного таится для каждого в одной только нашей библиотеке! А ведь все это – несостоявшиеся открытия, откровения духа… Да и потерянные минуты наслаждения!
Представьте: случайно открытая книга, а в ней:
Как тяжел первый снег!
Опустились и грустно поникли
Листья нарциссов…
А вот и другие совершенно неожиданные для нас вещи первыми вещают о приходе холодного времени:
Хризантемы в полях
Уже говорят: забудьте
Жаркие дни гвоздик!
Мы, конечно, понимаем, что здесь в первую очередь перед нами фотокадр – пейзаж Японии, но разве только это? Здесь не только о начале зимы, еще и о наступлении вечера, вечера дня, вечера жизни, – и вместе с тем о важности привычного, его целительной силе:
Ещё на острие конька
Над кровлей солнце догорает.
Вечерний веет холодок.
Как радостно вдруг понять, что это – и о тяжести жизни, которая способна стать терпимой, надо только уметь разглядеть ее, а затем – приспособиться к ней. А главное – раньше об этом так никто сказать не умел. Например, вот так:
Как завидна их судьба!
К северу от суетного мира
Вишни зацвели в горах.
И еще:
Разве вы тоже из тех,
Кто не спит, опьянён цветами,
О мыши на чердаке?
Или о воле и силе слабого, о неприступности, о сопротивлении, о неожиданной мощи того, кто, казалось бы, сам нуждается в защите:
Плотно закрыла рот
раковина морская.
Невыносимый зной!
Восхищаясь «сопротивленцами», поэт умеет в то же время и успокоить. Приободрить неотважных:
Где же ты, кукушка?
Вспомни, сливы начали цвести,
Лишь весна дохнула.
И примерно о том же:
Над просторами полей –
Ничем к земле не привязан –
Жаворонок звенит.
Вот так, при помощи нескольких умело отобранных деталей создаются напоминания о времени года, дня, о каждой малости в населении земли:
Майские дожди
Водопад похоронили –
Залили водой.
***
Весеннее утро.
Над каждым холмом безымянным
Прозрачная дымка.
* * *
Топ-топ – лошадка моя.
Вижу себя на картине –
В просторе летних лугов.
Вот такие трехстишия и огромное множество других сочинил великий японский поэт Мацуо Басё, чье 375-летие отмечает мир в этом году.
По сути, этот ранее комический жанр, хокку, именно он превратил в ведущий лирический, основанный на пейзажной лирике, вложил в него философское содержание. Хокку – очень короткое стихотворение, в котором, как мы видим, – обманчиво неприхотливая внешность, но множество деталей и смыслов живет между строк. В них Мацуо Басё умудряется показать красоту природы, единство с ней человека, путешествия через прошлое в будущее, а еще – душевное спокойствие, умеет внушить веру в гармонию окружающего мира.
Басё – литературный псевдоним, в переводе – «банановое дерево». Поэт много путешествовал, точнее – бродил, так как был очень беден, замечал подробности жизни, осмыслял их. Одно время он жил в Эдо (теперь Токио), в простой хижине, подаренной ему одним из учеников. Возле дома своими руками посадил и вырастил банановое дерево, считается, что именно оно стало началом псевдонима:
Я банан посадил –
И теперь противны мне стали
Ростки бурьяна…
Во время большого пожара погибла хижина Басё. Потеряв жилье, он уже редко оставался на одном месте подолгу:
В хижине, отстроенной после пожара
Слушаю, как градины стучат.
Лишь один я здесь не изменился,
Словно этот старый дуб.
Путешествует, чаще в одиночестве, реже – с одним или двумя самыми близкими учениками.
В те времена путешествовать по Японии было очень трудно. Многочисленные заставы и бесконечные проверки паспортов причиняли путникам немало хлопот, бедность и погода усугубляли трудности:
Как свищет ветер осенний!
Тогда лишь поймете мои стихи,
Когда заночуете в поле.
Его дорожное одеяние было таким: большая плетёная шляпа (которые обычно носили священники) и светло-коричневый хлопчатобумажный плащ, на шее висела сума, а в руке посох и чётки со ста восемью бусинами. В сумке лежали две-три китайские и японские антологии, флейта и крохотный деревянный гонг.
Басё рано осознал свое назначение поэта. Может быть, еще и поэтому его мало волнует похожесть на обычного нищего, странствующего в поисках хлеба насущного, он умеет посмеяться над собой. Представить тяготы жизни как пустяк:
Холод пробрал в пути.
У птичьего пугала, что ли,
В долг попросить рукава?
Не раз слуги знатных феодалов сгоняли его со спутниками с дороги. Но им было невдомек: их имена канут в вечность, а на долю этого неприметного путника выпадет огромная слава и почитание.
Большое влияние на творчество Мацуо Басё оказало философское учение дзен, в соответствии с которым считается, что истина живет в каждом из нас. Нужно просто научиться глядеть внутрь себя и находить ее там, не прибегая к посторонней помощи. Практика дзен останавливает любую мыслительную деятельность при помощи концентрации мысли на том, чем вы заняты в настоящий момент, здесь и сейчас. Этим принципам следовал в своих работах поэт. Одним из важнейших для него был принцип «вечного одиночества»: нахождение человека в состоянии постоянной отрешенности, пассивности и «невовлеченности » в суету, жизненную сутолоку.
Сакральный смысл трехстиший Мацуо Басё открывается только вдумчивому читателю, и, как это свойственно всякой настоящей поэзии, смысл каждого трехстишия неисчерпаем.
…Говорят, что нет японца, который не знал бы наизусть хотя бы несколько стихотворений Басё. Великий поэт с годами не уходит от своих читателей, а приближается к ним, видимо, благодаря тому, что создавал строчки, пролагающие самый краткий путь от сердца к сердцу.
Надо и нам стараться постигать их суть, приближать их к нам!
С.Я. Гехтляр
