Воспоминания юной подпольщицы

Морозенкова Александра Николаевна,
ветеран Великой Отечественной войны и труда,
п. Дубровка, Брянская обл.


Я родилась в 1926 году в селе Коханово Радичского сельского Совета Дубровского района Брянской области. Мой отец – Никишов Николай Артемович – 1900 года рождения. Моя мать – Никишова (ур. Шарапкова) Мария Яковлевна – 1907 года рождения из д. Большая Островня.

В школу я пошла в 8 лет. По окончании начальной Кохановской школы с 5-го класса обучалась в Радичской школе, это в пяти километрах от Коханово. Моей первой учительницей была Костенко Мария Степановна. Директором школы в Радичах был Кабанов Андрей Иванович, во время войны он был подпольщиком, немцы расстреляли его вместе с женой в Рославльской тюрьме.

Жизнь тогдашней детворы отличалась от сегодняшней. Мы так же шалили понемногу, играли в различные игры, но много работали по дому и в колхозе, вечерами девочки вышивали, ребята обучались мастерству у мужчин, каждую свободную минуту старались читать, потому что это был единственный источник знаний. До настоящего времени я много читаю, любовь к книгам и чтению помогает мне в жизни.

В 1941 году окончила 7 классов. Мы с подругами еще не решили, куда пойти учиться, как началась война. Она в основном и определила дальнейшую жизнь каждого из нас.

В конторе колхоза был приёмник из которого мы узнавали о всех событиях, которые происходили в стране и в мире, из него мы и услышали страшную весть о войне.

Было жаркое лето, все работали в колхозе по наряду, пололи грядки с овощами, работали на заготовке кормов скоту, строили дорогу от Дубровки до Сещи (на лошадях возили песок от зари до зари).

28 июня 1941 года отца вызвали в Радичский сельский Совет, где его пригласили на встречу с капитаном Пономаренко – командиром воинской части по борьбе с парашютистами, шпионами и диверсантами. Отцу было предложено остаться в тылу врага для организации подпольной работы в тылу врага, а пока подбирать надёжных людей, собирать различную информацию, которая может пригодиться для Красной Армии и ждать указаний. Так наша семья осталась в тылу и все, по возможности, работали для Победы.

Немцы вошли в Коханово жарким летним днем: вначале въехали на мотоциклах немецкие разведчики, а назавтра всю деревню заполонили фашисты. Прибывшие немцы сразу собрали всех жителей, избрали старостой Синякова Егора Кузьмича. Он попытался отказаться, потому что не хотел работать на немцев, но они пригрозили ему расстрелом.

Жизнь продолжалась, работали на сельхозработах в личном хозяйстве и на строительстве дороги, на очистке аэродрома и подвозке туда различных грузов. Все было вроде, как и прежде, но напряженность и опасность быть убитыми, если не немцами, то полицаями, была постоянной. Повсюду слышалась чужая гавкающая речь, фашисты смотрели на нас как на низшую расу, часто обзывали нас «руссиш швайн» и угрожали автоматами.

Родители вели домашнее хозяйство. Отец встречался с различными людьми, одновременно занимался сбором информации. Ну а дети, конечно, были первыми помощниками. Папа давал нам различные поручения, разумеется, не объясняя причину, только предупреждал об осторожности. Мы с младшим братом Анатолием догадывались, что это нужно, чтобы выгнать фашистов с нашей земли, и беспрекословно выполняли все указания отца.

Работая на перевозке песка или на подвозке бомб к самолетам в Сеще, мы наблюдали за всем, что там происходит, и все запоминали, а, придя домой, рассказывали обо всем отцу. Он все наши рассказы внимательно выслушивал, уточнял некоторые моменты, предлагал впредь обращать внимание на марку вооружений, номера машин, прислушиваться к разговорам фашистов и их пособников. Для этого мы даже старались получше изучить немецкий язык. Вначале информация накапливалась, а по мере образования партизанского отряда, вся собранная информация в этот же день уходила в отряд.

Первый связной пришел к отцу зимой 1942 года. Это был почти мой ровесник Вася Давыдов из деревни Семеновка Рогнединского района (погиб в 1943 г в лагере в г. Рославлъ). Затем разведчики стали приходить к нам чаще. Я познакомилась с Шурой Черновой, Зиной Антипенковой, военным разведчиком Григорием Сафоновым, которого я звала дядя Гриша. Я водила их на явочные квартиры в д. Вельская, в Сещу, на встречу с Костей Поваровым, к Ане Морозовой, размножала с подругами листовки, переписывая оригиналы, в которых были сообщения о фактическом положении дел на фронте, раздавали листовки жителям. Это было очень опасно, за подобные дела полагался расстрел. А правда с фронта была очень нужна людям, потому что немцы говорили, что Москва ими уже взята.

По мере развития партизанского движения в отряде была установлена портативная типография. Мне было поручено перенести шрифт для нее. Мы шли с Маней Шершневой, которая была на два года старше. В одну кринку налили молоко, а в другую положили шрифт и залили молоком. По весу она сильно отличалась от первой. На кордоне в д. Дмитровка немцы остановили нас, спросили, куда мы идем, обыскали и потребовали молока. Немец залпом выпил полную кринку молока, у меня сердце замерло от страха, так как я боялась, что ему будет мало одной кринки, а в другой ведь был шрифт. Напившись молока, немец утерся и сказал: «Киндер, проходи». На этот раз все обошлось, шрифт был доставлен по назначению.

Все сознательные люди, от мала до велика, старались навредить фашистам, чтобы помочь Красной Армии и партизанам выгнать захватчиков с нашей земли.

Благодаря нашей осторожности и незнанию немцами русского языка, они не догадывались о нашей работе, больше надо было остерегаться полицаев и власовцев, которым легче было догадаться или подслушать что-то о наших делах. А они зверствовали иногда хуже немцев. Полицаи жили в д. Чекалино. Они ходили к коменданту и жаловались на то, что кохановские мужики помогают партизанам, просили наказать их за это, приносили яйца в подарок.

Комендантом в Коханово был пожилой (за 50 лет) многодетный немец. Он жил у бабы Лизы Черновой, часто показывал фотографию своей семьи и ругал войну и Гитлера. Однажды комендант предупредил отца о предстоящем налете карательного отряда, показав ему какой-то документ и бросил бумагу в огонь печи. Благодаря этому мужчины и взрослые хлопцы д. Коханово избежали расстрела и ушли в партизанский отряд, с ними ушёл и моё отец. Он был в партизанской бригаде Ф.С. Данченкова заместителем командира по разведке. Всего в партизанах сражались с немцами более 40 мужчин из с. Коханово.

Мне было поручено отцом встречать разведчиков и помогать им собирать сведения, водить по указанным ими адресам, обеспечивать тайность встреч со связными, выполнять поручения связных по сбору информации о действиях немцев, передавать сведения по указанным адресам, что я и делала. Разведчицы приходили к нам домой и жили подолгу, собирали нужную им информацию, в чем мы им активно помогали. Я одна или с младшим братишкой Толиком водила их по указанным адресам, а во время их бесед с Костей Поваровым, Аней Морозовой и другими связными наблюдали, чтобы немцы или полицая не застали их врасплох и не арестовали или, в худшем случае, не расстреляли.

2 мая 1942 года к нам нагрянул карательный отряд. Враги шли на уничтожение партизанских отрядов в Рогнединском и Дятъковском районах. Немцы были вооружены до зубов. Ехали со стороны Сещи на танках, вздымая сочную траву и покрывая облаками гари окрестности. У нас в это время находились разведчики, мама кормила их блинами. Прибежали ребята и предупредили о приближении немцев. Разведчики быстро уехали верхом на лошадях.

В июне 1943 года я с младшим братом Анатолием, подругами и другими женщинами работала не сенокосе. Приехал староста из Немери Старовойтов (по кличке Гоняй) и арестовал меня и моих подруг, даже не дал взять одежду и попрощаться с родителями. Меня, Шершневу Марию, Котлярову Полину, Северьянову Анну, Чернякову Татьяну, Гулимову Анну отвезли в п. Дубровка. Там держали, но не долго, в двухэтажном деревянном доме без окон на втором этаже, чтобы мы не могли сбежать. Все мы были босы, в легких платьицах. Утром моя мать и родители других девчат привезли нам обувь и теплую одежду, сухарей по котомке. Затем нас переправили в Смоленск.

Везли в товарных вагонах. Поезд, в котором нас везли, часто подолгу стоял на запасных путях, пропуская военные эшелоны. Ехали мы суток десять, нас не кормили, спасли сухари, принесенные родителями. Недолго продержав нас в Смоленске, отправили в Демидовский район, где все пленные строили узкоколейку – дорогу, по которой планировалось вывозить русский лес в Германию. В лагере было гражданское население и военнопленные, которых содержали отдельно от нас. Все старались работать как можно хуже и вредить фашистам, но осторожно, чтобы немцы не расстреляли.

Чернякова Таня предложила растравить руки едким лютиком и притвориться больными, чтобы не работать на фашистов. Мы хорошо знали, что немцы боятся всякой заразы и могут выгнать из лагеря или расстрелять. Но в то же время, как ни странно, мы думали только о том, как навредить немцам или сбежать из плена. Санитар, русский военнопленный, предупреждал нас, что это очень опасно, немцы могут нас расстрелять, если догадаются о саботаже или примут наши ожоги за опасное инфекционное заболевание, но мы решили: будь что будет, а на немцев работать не будем, да еще слух пошел, что нас могут отправить в Германию.

Таня сделала нам на руках по три ожога сигаретой, мы приложили растертый до сока лютик, прибинтовали его. Это все очень сильно болело. На местах ожогов образовались нарывы, поднялась температура. Нас, 5 девчонок (я, Таня Чернякова, Маня Шерстнева, Поля Котлярова, Аня Северьянова), изолировали от других пленных, посадили в бункер, где мы находились около двух месяцев.

Кормили в лагере похлебкой из неочищенного проса и давали по кусочку хлеба из опилок, выпеченного в Германии еще в 1938 году. Иногда ребята ходили на речку ловить рыбу, которую жарили без соли на веточках и ели, иногда угощали и нас. Запах свежей речной рыбы до сих пор напоминает мне те страшные времена.

По мере приближения Красной Армии нас перегнали в Смоленск и поместили в бараках бывшего дома инвалидов. Руки наши все больше болели и гноились. Шли слухи, что нас или угонят в Германию, или уничтожат здесь. Выбрав удобное время, когда немцы ослабили контроль, мы сбежали из лагеря. Ехали ночами на крышах товарных вагонов, прячась от немцев. Так добрались до г. Рославль, где нас изловили и заперли в подвале станции. Там лежала большая бомба – это отступающие немцы готовили вокзал к взрыву. Рано утром, как только чуть забрезжил рассвет, мы вылезли через окно под потолком и опять убежали.

В Рославле мы встретили пожилого мужчину, который, узнав, кто мы и куда идём, по-отечески посоветовал нам не идти кустами и проселочными дорогами, чтобы нас не приняли за партизан, а идти по трассе Брянск – Смоленск. Мы рассказали ему о бомбе в подвале вокзала, за что он нас сердечно поблагодарил и, пожелав доброго пути, спешно ушел куда-то. Этот мужчина, скорее всего, был одним из членов подполья. Возможно, благодаря его вмешательству, вокзал в Рославле не был взорван.

Домой мы добрались к вечеру того же дня. На кордонах нас останавливали и допрашивали, откуда и куда мы идем. Но особого внимания на чумазых девчонок с перебинтованными грязными бинтами руками немцы не обращали внимания, им было просто не до нас. Но все равно было страшно, мало ли что им в голову взбредет!

Нам навстречу шли колонны с отступающими немцами. Многие кричали: «Цурюк нах хауз, фройлен, едем с нами!» Многим немцам война уже надоела, и они хотели домой. Вместе с немцами уезжали и некоторые русские. В толпе девчата узнали бывшего писаря старосты Иванькова, который очень старался на службе у немцев. Он ехал на подводе, нагруженной добром, с женой и ребенком. Мы постарались уйти незамеченными, но это не удалось. Узнав нас, он окликнул меня по фамилии: «Никишова!». Я сказала девчатам, чтобы они шли и, если он меня задержит, чтобы сообщили моим родителям, а сама подошла к подводе. Иваньков спросил о том, откуда и куда мы идем. Я повторила уже испытанную не раз басню о том, что нас отпустили, спросила, как дела в деревне, и про своих родственников. «Все живые, твоих только нет», – ответил Иваньков. Воровато оглядываясь по сторонам, предатель спросил, нет ли красных впереди, и, услышав отрицательный ответ, поспешил в свою неметчину.

На одном кордоне нас задержали полицаи, они долго допрашивали, грозились расстрелять. Мы подняли плач. Вышел немец, переговорил с полицаями, спросил у нас, откуда и куда мы идем. Мы, разумеется, наврали, что мы идем с работ, что нас отпустили. Немец приказал пропустить нас. Полицаям ничего не оставалось, как подчиниться. С ругательствами они приказали нам немедленно уходить.

По дороге домой мы видели, как горели дома и ангары в Сеще и других населенных пунктах. Отступая, немцы сожгли в нашей деревне все до единого строения.

23 сентября 1943 года мы добрались домой. Это был день освобождения нашей деревни и села Сеща от немецко-фашистских захватчиков.

Наступала зима, новое жилье построить было не успеть, и всем пришлось вырыть землянки, на печки разбирали даже остатки здания церкви. Так и перезимовали первую послевоенную зиму. А весной заново стали отстраивать свое родное село.

Мы переехали в Дубровку, отец работал в райзо, затем опять вернулся в Коханово и там работал председателем и агрономом в колхозе.

Я с 15 мая 1944 года устроилась работать инспектором в банк, потом поехала учиться в г. Курск, а после учебы продолжила работу в банке. Вся моя трудовая жизнь связана с банковской работой в Центробанке, а затем в сберкассе – Сбербанке России.

В 1946 году вышла замуж за Морозенкова Алексея Васильевича, участника Великой Отечественной войны. Мы родили троих сыновей: Геннадия, Алексея, Александра. Но счастье длилось недолго, муж рано умер, вдовой осталась в 35 лет. Одна растила сыновей.

Работу в банке совмещала с общественной работой. Неоднократно избиралась депутатом поселкового Совета народных депутатов, с 1954 года по 1973 год была бессменным председателем уличного комитета улицы им. Ани Морозовой. Тем самым активно участвовала в общественной жизни поселка, его развитии, строительстве и благоустройстве.

За участие в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками я награждена орденом Отечественной войны II степени, медалью «За боевые заслуги», имею знак «Участник партизанского движения», медаль «За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения В.И. Ленина» и все юбилейные медали.