О Тютчеве-дипломате, государственнике в последние годы говорят не так уж редко. Но или мало, или вообще не обращают внимания ещё на одну сторону его дипломатической деятельности — выстраивание отношений с близкими. Тютчев всегда был деликатен, это доказывает его обширная переписка. Но складывается впечатление, что самые искренние слова родным и друзьям он сказал не на французском, а на русском языке — в своих лирических произведениях.
В 2018 году в отделе краеведческой литературы Брянской областной научной универсальной библиотеки им. Ф. И. Тютчева мы придумали игру: предлагали всем задать свой вопрос Фёдору Ивановичу Тютчеву, а затем искали ответы в его произведениях и письмах, в основном, конечно, в стихотворениях. Игра понравилась нам самим, читателям, коллегам. И один из вопросов прозвучал так: «Как дальше жить?» Задал его в шутку Александр Михайлович Дубровский, историк, доктор наук, человек, знающий и любящий русскую литературу. И сам себе ответил:
Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои…
Находящиеся рядом процитировали:
Не рассуждай, не хлопочи —
Безумство ищет — глупость судит;
Дневные раны сном лечи,
А завтра быть чему — то будет…
Живя, умей всё пережить:
Печаль, и радость, и тревогу —
Чего желать? О чём тужить?
День пережит — и слава Богу!
Посмеяться бы и забыть, однако слова поэта заставили задуматься: может, так и надо относиться к жизни? Действительно, что зависит от самого человека — живёшь себе и живи, не придумывая лишних проблем. Но…
Стихотворение было написано в 1850-м году, над Россией уже сгущались тучи, близилась Крымская война, которую Тютчев предвидел ещё со времён службы внештатным сотрудником Русской миссии в Мюнхене, то есть более 20 лет тому назад. В его собственной жизни это время знакомства с Еленой Александровной Денисьевой, женщиной, которой будут посвящены лучшие произведения любовной лирики поэта, потом их назовут «Денисьевским циклом».
И в момент, когда везде грядут переломные события, появляется вдруг стихотворение, полное, кажется, смирения. В примечаниях к нему во втором томе «Полного собрания сочинений и писем» (Москва, 2003) приводятся разные точки зрения на эти 2 строфы. Иван Сергеевич Тургенев считал его прекрасным советом, часто цитировал понравившиеся слова друзьям, воспринимая сказанное Тютчевым буквально. Кто-то увидел в этих строках проявление фатализма, А. Г. Горнфельд — проявление житейской философии, когда главной силой оказывается «мир мелких человеческих интересов». В. Беседа, священник, — «истинно Евангельский взгляд на то, в каком настроении должны мы проводить дни своей земной жизни».
Читаю и думаю, это они точно о Тютчеве? Да, настроение у всех нас каждый день меняется, но такая крайняя степень смирения? У Фёдора Ивановича, который, несмотря на приступы хандры и лени, много работал, писал, еще больше читал, жил интересами России? Да, конечно, у него и позднее проявляется — и довольно ярко — мотив необходимости страдания и терпения, но обратите внимание, в каком контексте:
Чему бы жизнь нас ни учила,
Но сердце верит в чудеса:
Есть нескудеющая сила,
Есть и нетленная краса.
……………………………
Но этой веры для немногих
Лишь тем доступна благодать,
Кто в искушеньях жизни строгих,
Как вы, умел, любя, страдать,
Чужие врачевать недуги
Своим страданием умел,
Кто душу положил за други
И до конца всё претерпел.
Терпение — на благо других, страдание — ради тех, кого любишь… Смирение не свойственно тем, кто умеет хранить веру в чудеса и считает, что
Счастлив, кто посетил сей мир
В его минуты роковые —
Его призвали всеблагие
Как собеседника на пир.
В жизни Фёдора Ивановича были разные периоды, глубокого отчаяния в том числе, особенно ярко это проявилось в поздней лирике («О, этот Юг, о эта Ницца…», «Есть и в моём страдальческом застое…», «Всё отнял у меня казнящий бог…»). Последнее стихотворение написано за полгода до смерти, в феврале 1873:
Всё отнял у меня казнящий бог:
Здоровье, силу воли, воздух, сон,
Одну тебя при мне оставил он,
Чтоб я ему ещё молиться мог.
И даже это стихотворение свидетельствует об огромной силе духа — казалось бы, всё отнято, но рядом женщина, которой он восхищается, которую любит и которая любит его, значит, не утрачена вера, можно молиться — в жизни всё ещё есть место чудесному. Разве смирение — это о нём?
И о нём ли — умение жить спокойно, не заботясь о завтрашнем дне? Да, Фёдор Иванович не умел заботиться о себе, недаром первая жена, Элеонора Фёдоровна, сравнивала своего Теодора с ребёнком. Не умел и заниматься хозяйством, имением, о чём неоднократно писала Эрнестина Фёдоровна, его вторая жена. Мысли дипломата Тютчева — только потом уже поэта — занимало будущее России, и здесь он умел и думать о завтрашнем дне, и заботиться о нём, стараясь всеми возможными путями донести до власти свои мысли. Фёдора Ивановича заботили судьбы славянских народов, противодействие революции, надвигающейся с католического Запада. И жить одним днём?
Почему-то, читая стихотворение «Не рассуждай, не хлопочи…», написанное человеком, который не рассуждать не мог, а чувство юмора сохранил до последних своих дней, всё больше убеждаюсь в том, что оно — шутка. Возможно, обращённая изначально даже к кому-то конкретному, не всегда ведь сохраняются сведения об адресатах стихотворений. Оно больше всего похоже на совет по случаю, как нередко мы говорим: «Отпусти ситуацию, само разрулится». Отсюда и форма обращения, и восклицательные знаки, указывающие на эмоциональность разговора. Создаётся полное впечатление, что поэт обращается к кому-то более молодому, близкому, интонация стихотворения — доверительная, здесь разговорное «тужить», здесь не идёт речь о каких-то крайностях — печаль — не горе, тревога, но не что-то непоправимое. Да и совет лечить «дневные раны сном» обращён, скорее всего, к молодому человеку — и раны не так серьёзны, чтобы довести до бессонницы, и лечат все горести спокойным сном обычно в юности. Вряд ли мы узнаем теперь, с кем в этом стихотворении говорит поэт, но не было ли оно началом того самого «Денисьевского цикла», может быть, утешал в сиюминутных тревогах Фёдор Иванович будущую свою возлюбленную?
При ярко, на мой взгляд, выраженной шутливости этого небольшого стихотворения оно, как и все произведения Тютчева, глубоко философское. Уметь пережить надо, действительно, всё — «Печаль, и радость, и тревогу», ведь без этих чувств нет самой жизни с её эмоциональным богатством, без умения переживать и чувствовать человек теряет душу. И всё же есть ещё одно маленькое доказательство того, что стихотворение, несмотря на его глубину, написано не совсем всерьёз. И жизненную позицию Фёдора Ивановича не выражает. Дело в том, что обычно хорошее, светлое связано у поэта с дневным временем, когда на бездну «Покров наброшен златотканный», день у него — «Души болящей исцеленье, / Друг человеков и богов!». Здесь же всё гораздо приземлённее, что Тютчеву обычно не свойственно. И ночь оказывается не таинственной стихией, в которой властвуют непонятные, а иногда и враждебные человеку силы, а всего лишь временем для восстановления сил. Так что читаем и понимаем — каждый по-своему.
***
После написанного не покидало чувство: что-то упущено, надо бы почитать письма периода создания стихотворения… И только недавно стало понятно, что надо перечитать оба томика поэзии Фёдора Ивановича Тютчева и посмотреть, а нет ли похожего — по настроению, тону. А ещё, если есть, то к кому обращено. И, действительно, такие произведения нашлись, хотя их очень мало. Первое — «Послание к А. В. Шереметеву», датируемое, скорее всего, 1828 годом (датировка Г. В. Чагина). Алексей Васильевич Шереметев — двоюродный брат поэта, и трудно не заметить тёплую, добрую, шутливую, но не насмешливую интонацию посвящённых молодому человеку строк. Тогда Шереметев оставил службу, жизнь его менялась, и совет жениться был вполне уместен.
Стихотворение обращено к ровеснику, в нём нет и тени превосходства опыта или накопленной годами мудрости, оно похоже на разговор, который не был когда-то окончен, его оставили «на потом», а теперь появился повод договорить. У Тютчева и Шереметева много общего. Это не только родственные узы, проведённое приятно вместе время, но и, вероятно, некоторая схожесть характеров, о чём даже не намеком, а напрямую поэт заявляет в первых строках:
Насилу добрый гений твой,
Мой брат по крови и по лени,
Увёл тебя под кров родной
От всех манёвров и учений,
Казарм, тревог и заточений,
От жизни мирно-боевой.
Трудно представить Тютчева в армии, ещё, пожалуй, труднее — под мирным деревенским кровом… Зато о своей лени он говорил и писал не раз, регулярно предаваясь хандре. И, конечно, другу он даёт замечательный совет: чтобы не превращать праздность (а родственное слово ничегонеделания — «праздник») в горе, надо её, как и всё хорошее в этой жизни, с кем-то разделить. Ну а кто подойдёт больше юной красавицы «С умом, душою и с душами»? И здесь как раз мелькает совсем не цинизм, который запросто разглядит сегодняшний исследователь, а обычная практичность, практичность человека, который никогда не был расчётлив, нередко крайне нуждался в деньгах и во многом зависел от родителей. Совет не мальчика, но мужа, трезво относящегося к житейским проблемам.
Стихотворение закольцовано — и начинается, и заканчивается рассуждениями о лени, свойственной обоим братьям. Здесь обещание новых стихов, уже посвящённых свадьбе друга, обещание преодолеть лень и взяться за перо, если Шереметев женится, преодолев собственную леность. И такое обещание выглядит очень трогательно, ведь в это время сам Тютчев уже фактически женат, его дом согрет любовью Элеоноры Ботмер.
Стихотворение «Играй, покуда над тобою…» было написано, по свидетельству Марии Фёдоровны Бирилёвой, для одной из Андреевских, скорее всего, для Ольги Андреевны, жены историка, филолога Павла Дмитриевича Голохвастова и ровесницы дочерей поэта. Оно начинается лёгкими, по первому впечатлению, строками:
Играй, покуда над тобою
Ещё безоблачна лазурь —
Играй с людьми, играй с судьбою…
Невольно вспоминается пушкинское «Адели» — «Играй, Адель, / Не знай печали…». Но какое же разное настроение у этих двух стихотворений — тихое, светлое, безбурное утро жизни молодой девушки у Пушкина и образ человека активного, олицетворяющего саму Жизнь, у Тютчева:
Ты — Жизнь, уж призванная к бою,
Ты — Сердце, жаждущее бурь…
Да, не каждый решится играть не только с людьми, но с судьбой… Тютчев будто со стороны наблюдает начало жизни, обещающей быть яркой, бурной (характер героини вряд ли позволит прожить тихо). И поэта охватывает печаль — он уступает дорогу: «Ты жить идёшь — я ухожу». Он застал утро, застал «первый милый лепет Дня», но ему уже не по силам пережить вместе с героиней «взрыв страстей», «страсти слёзы». И всё же. Он остается в чудесной Весне, пусть даже «мелькнувшим призраком». И надеется жить в воспоминаниях.
Весь свой жизненный опыт, доброе отношение, восхищение начинающейся прекрасной Жизнью вложил поэт в совет, прозвучавший в этом стихотворении. Здесь уже нет шутки, нет того лёгкого отношения к происходящему, себе, друзьям, которое возможно лишь в 25, никак не в 58 (стихотворение датируется 1861 годом). Зато есть мудрость, есть истинная доброта, которыми Фёдор Иванович щедро делится с окружающими.
Еще более серьёзное стихотворение, полное любви, преклонения перед стойкостью героини, силой её духа, посвящено дочери — Анне Фёдоровне (в замужестве Аксаковой). Оно написано на случай, так и называется — «При посылке Нового Завета», но в нём нет ни капли сиюминутности. Здесь полно и однозначно проявилось отношение и к любимому ребёнку, и к другу, которым стала для Фёдора Ивановича старшая дочь. Оно написано очень доверительно (вспомните интонацию «Не рассуждай, не хлопочи…»), полно сочувствия и понимания. И совет читается мягким напоминанием о том, что можно отдохнуть, что есть кто-то, более мудрый, кто подарит свет и покой как раз в самый трудный момент жизни:
Но скудны все земные силы:
Рассвирепеет жизни зло —
И нам, как на краю могилы,
Вдруг станет страшно тяжело.
Вот в эти-то часы с любовью
О книге сей ты вспомяни —
И всей душой, как к изголовью,
К ней припади и отдохни.
В приведённых примерах, казалось бы, мало общего с тем стихотворением, которое мы читали первым. Но все произведения обращены к близким людям. Тютчев, опытный дипломат, в своей лирике редко раздавал советы, видимо, он обращается с ними только к тем, кому безусловно доверяет, к тем людям, которые поймут его правильно. Его советы всегда добры, очень личностны, обращены именно к тому человеку, о котором идет речь. И пусть они подходят по большому счёту нам всем, но думал поэт явно именно о том единственном человеке, к которому обращался. Поэтому так душевно его «ты», так мягки интонации и не повседневны рифмы.
***
Завершить свои рассуждения хочу еще одним примером. В 1868 году Ф. И. Тютчев пишет стихотворение «Михаилу Петровичу Погодину». Посылает старинному другу свои стихи (вышедшую книгу) и говорит об их бесполезности, которая делает все хлопоты о них лишними:
Стихов моих вот список безобразный —
Не заглянув в него, дарю им вас,
Не совладал с моею ленью праздной,
Чтобы она хоть вскользь им занялась…
В наш век стихи живут два-три мгновенья,
Родились утром, к вечеру умрут…
О чём же хлопотать? Рука забвенья
Как раз свершит свой корректурный труд.
Здесь снова речь идёт о лени, снова мелькает мысль о бесполезности хлопот. Но нет уже той шутливой нотки, что была в стихотворении «Не рассуждай, не хлопочи…». Здесь совет завуалирован, Тютчев понимает, что не отговорит от хлопот, от новых дел давнего друга. Такое впечатление, что и сил на советы уже не остаётся. Грусть, граничащая с тоской, лень, которую нет уже и причин преодолевать… Однако пусть и 25-м кадром, совет прозвучал, а томик поэзии попал в надёжные руки. И время всё чаще доказывает актуальность тютчевской лирики, а вовсе не предаёт её забвению.
И, на мой взгляд, приведённые примеры доказывают, что в общении с близкими Фёдор Иванович Тютчев был не менее тонким и деликатным дипломатом, чем на политической арене.
Ольга Горелая