Как участвует язык, – и участвует ли? – в создании системы наших представлений о жизни и мире? Какова роль языка в системе знаний?
Ответы на эти и другие важные вопросы ищут и находят исследователи-русисты в наши дни. В частности, на вопрос, говорят ли нам слова что-то об особенностях русского характера, лингвисты отвечают: безусловно, говорят, но не любые слова, не любые элементы языка, а особые, которые принято называть ключевыми. Чтобы понять, что именно говорят и какие это элементы, вспомним для начала, что это прежде всего специфические для каждого языка знаки, участвующие в переводе с одного языка на другой — и одновременно создающие даже трудности в процессе перевода.
Трудно не только переводить с языка на язык. Еще труднее безошибочно к помощи другого прибегать напрямую. Буквально на днях автор одной из публикаций рассуждал о дискриминации, называя этим словом решение московской администрации разрешить пользоваться кафе и ресторанами только гражданам, сделавшим прививку от ковида или имеющим доказательства наличия антител . И невдомек этому журналисту, что нет у слова дискриминация положительной коннотации, с его помощью можно говорить только о лишении кого-то чего-то… Уж лучше будем переводить…
Наверное, каждый, кто интересуется языком, историей народа, хотя бы раз задавался вопросом: в чем, собственно, сущность перевода? Ведь с одной стороны, кажется, что все просто: предмет по-русски называется одним словом, по-английски — другим, скажем, по-русски: стол, тот же предмет по-английски — а table. Берем и заменяем одно название на другое — и все? получаем текст на другом языке? Если бы!.. Если бы было так, то почему часто говорят о трудностях перевода? И еще непонятно: если дело в названиях, почему же тогда существуют варианты? Перевел знаменитый Михаил Лозинский трагедии Шекспира на русский язык, а Борис Пастернак — снова берется за дело. При этом один театр ставит «Гамлета», произнося тексты Лозинского, другой — Пастернака. В чем тут причина?
Оказывается, объясняют нам специалисты, спецификой названия, звучания в именовании вещей и предметов различия языков не ограничиваются. Каждый язык — это мир, особая система восприятия устройства мира, он отражает по-своему, только ему одному присущим способом различные стороны окружающего, создавая его, этого мира, «языковую картину». А это значит, что, усваивая с детства тот или иной язык, человек и весь мир видит таким, как ему диктует язык. Если, к примеру, по-русски мы говорим ранним утром: солнце взошло, мы подчиняемся законам языка, хотя уже ребенок знает, что не восходит и не заходит солнце, это земля поворачивается к солнцу то одной, то другой стороной. Или про то, что со временем вся правда будет известна, все станет на свои места, мы можем сказать по-русски «время покажет». Это, безусловно, заимствовано из английского, где есть пословица, буквально говорящая: время расскажет. Пословица основана на наблюдении, что время расставляет все на свои места, как бы ни пытались манипулировать мнением современников или скрывать сведения о чем-либо. Такое понимание есть и у русско-, и у англоговорящих, но фрагмент картины мира, отраженный в языковом оформлении, — у каждого народа свой: для русского на первом плане — визуальная характеристика (покажет, т.е. «доказательства мы увидим» — утверждает русский вариант пословицы), по-английски мы должны эти доказательства получить из рассказа. И действительно, довольно много примеров, что визуальная сторона жизни для русского превалирует над другими. Вспомним хотя бы подобную приведенной другую русскую поговорку: «поживем — увидим».
В рамках своей языковой картины каждый говорящий на том или ином языке оценивает и воспринимает окружающее. Например, есть языки, в которых не используются именования типа «право», «лево», «впереди», «сзади». Про человека, за которым вы заняли очередь, на этом языке невозможно сказать, что он впереди меня или что я позади него. Вместо этого там используется ссылка на географическое направление. Точно так, как о человеке, который остановился перед домом или позади дома, на подобном языке говорят, что он остановился к югу от дома, к северу от дома.
В результате вся совокупность представлений, заключенных в значении разных слов и выражений любого языка, складывается в единую систему взглядов, которую, сами того не замечая, принимают все его носители: мы порой и сами не понимаем, почему используем то или иное выражение и что оно буквально означает. Например, по-русски о везучем, удачливом человеке мы можем сказать, что он родился в рубашке, но не каждый знает — при чем тут рубашка? Смысл этого выражения буквальным переводом слов на англ. язык мы передать не сможем. Чтобы нас поняли, необходимо найти аналог, отражающий суть, таким будет английское выражение, звучащее в переводе как «он родился с серебряной ложкой во рту». Различие как раз различием в языковых картинах мира и объясняется. Вспомним, что значит родиться в рубашке? Это когда появляется малыш и с ним одновременно появляется послед, терминологически плацента, оболочка, в которой в организме матери рос, развивался эмбрион, эту оболочку и называют в просторечии рубашкой. Такое случается очень редко, обычно от акушера и роженицы требуются дополнительные усилия, вот и утвердилось мнение: редко бывает — значит, родился счастливчик, везунчик. И совсем иной фрагмент языковой картины иллюстрируется аналогичным английским выражением. Оно произошло от высказывания Оливера Голдсмита, англ. поэта и драматурга 18 века: «Один родится с серебряной ложкой во рту, а другой с деревянным половником», что означало: у людей разные возможности с рождения. Кому-то везёт — и он появился в богатой семье, именно на это намекает серебряная ложка (у бедняков не было серебряной посуды), таким образом, родиться с серебряной ложкой во рту — иметь от рождения множество преимуществ. Обратим внимание, что по-русски акцентируется несколько иное, получается, будто сам факт редкости процесса рождения в рубашке уже содержит некое обеспечение преимуществ. Интересно, что при таких важных различиях, отраженных в высказывании языковых картин, есть у них еще общее свойство: ни русский никогда не станет говорить сам про себя «Я родился в рубашке», ни англичанин сам про себя не скажет: «Я родился с серебряной ложкой во рту». Оба эти выражения используют только по отношению к другим людям, которым, например, завидуют, у кого лёгкая жизнь, счастливая, и про него думается, что человек независимо от своих качеств обладает преимуществами.
Близки к этому примеру еще следующие параллели в русской и английской языковых картинах. Русскому слову счастливчик соответствует англ. jamme. Дословно — обмазанный джемом, похожий на джем. Если англичанин про человека говорит, что тот — джемми, значит, очень-очень удачливый (счастливый, везучий) человек. И это слово тоже употребляется, чтобы характеризовать людей, которым просто очень повезло, причем без видимых оснований. Вот как раз этого оттенка нет у русского слова счастливчик, в нем просто констатация удачливости. Русское счастливчик — более доброе слово, чем англ. jamme.
В сущности, владеть языком, как мы теперь понимаем, — вовсе не значит выучить много его слов, и даже не значит — помнить все грамматические правила. Главное — усвоить присущую данному языку систему взглядов на мир вокруг. У представителей разных языков эти сведения различаются, что, естественно, создает трудности взаимопонимания, требует особого напряжения для их преодоления.
Рассмотрим некоторые случаи таких затруднений. Так, носителям русского языка кажется очевидным, что психическая жизнь человека подразделяется на интеллектуальную и эмоциональную, т.е. человек размышляет, принимает решения — но человек еще и чувствует, переживает. Причем интеллектуальная жизнь в нашем представлении связана с головой, а эмоциональная — с сердцем. Русскому человеку это кажется очевидным и непреложным. Поэтому, когда мы говорим о ком-то «светлая голова», то каждому говорящему по-русски ясно, что речь о хороших умственных способностях. Точно так же в представлении нашего языка сердцу может быть свойственна доброта или, напротив, жестокость. Язык делает даже больше: говоря о ком-то, что это сердечный человек, мы одновременно даем характеристику, сообщаем о его душевных свойствах. Но как только захотелось передать эту характеристику человеку, не говорящему по-русски, мы обязаны найти соответствие в языковой картине того, другого языка, потому что совсем не общечеловеческим является наше понимание. Если мы русское сочетание добрый человек переведем на англ. буквально, сочетанием good men, мы не совсем точно передадим смысл, потому что англ. good men — это скорее добродетельный человек, порядочный гражданин, а не такое качество личности, как мягкость, доброта.
Вообще дословный перевод и его сопоставление со смыслом четко обнаруживает именно разницу картин мира. Так, русское выражение забрать свои слова обратно в основе своей содержит извинение, говорящий признает себя неправым, прямо этого не говорит, но просит считать свои слова, о которых сожалеет, как бы не существующими. Но англичанин в этой ситуации скажет иначе, в буквальном переводе это будет, что он готов съесть какие-то свои слова. В свою очередь еда как способ отменить что-то — не понятна русскому (разве что шифровки как улики съедались шпионами!), а для англичанина, с другой стороны, непонятно, как можно обратно получить сказанное. Естественно, что нормальный перевод всегда связан с поиском аналогий.
Другой пример, еще более серьезных расхождений в языковых картинах. Есть народности, в языке которых вместилищем и интеллекта, и качества личности выступает печень, для таких людей при переводе с русского потребуется сказать вместо русского светлая голова — умная печень, про добросердечие — добрая печень. Может, заметил кто-то мелькающую в последнее время на экране телевизора рекламу лекарства, в которой дается совет: «Любите жизнь всей печенью»? Мы воспринимаем это как специально созданную в целях рекламы лекарства остроту, заставляющую не пренебрегать ролью печени как органа, включать заботу о ней в сферу своих интересов. Но любовь всей печенью для жителей некоторых африканских стран вовсе не шутка.
Может возникнуть вопрос: как и почему такие различия появляются? Ведь мир-то един, почему в языках его картины разные? Пользуясь приведенным и другими примерами, невольно задумаешься: ведь естественно, что и доброта, и ум, — свойства организма в целом, и не гнездятся они полностью в одном органе, почему же разные народы делают акценты на разных компонентах? И при этих различиях тем более важно понять: как носителям разных языков удается все же понимать друг друга? Удается, и огромную роль в таком понимании играет в первую очередь взаимное проникновение в сущность культуры, которое возможно с помощью имеющихся в каждом языке, в том числе и в русском, так называемых ключевых слов.
Это, как выяснили исследователи, особые лексические единицы, выступающие своего рода отмычкой к пониманию каких-то важных особенностей того народа, который пользуется данным языком. Именно эти слова организуют основу языковой картины мира, отсюда и их название: содержание каждого снабжает нас представлением о той или иной важной особенности культуры, в значение каждого из них входит какая-то необходимая именно для этого народа идея. Например, к числу русских ключевых, безусловно, относится слово тоска, потому что оно отражает специфику «русской ментальности», характеризует одно из уникальных для русского человека состояний. Самая характерная черта этого слова и почти всех ключевых слов: они не переводимы дословно.
Как бы в доказательство на непереводимость этого слова и на национальную специфичность обозначаемого им душевного состояния часто обращают внимание иностранцы, а русские люди, даже хорошо знающие другой язык, соглашаются: да. Очень трудно объяснить нерусскому человеку, что это такое, тоска. Недаром об одном из трудных периодов в жизни Онегина Пушкин сообщает: «Недуг, которого причину Давно бы отыскать пора, Подобный английскому сплину, Короче: русская хандра Им овладела понемногу». Существенно, что здесь русская — в сочетании со словом иноязычного происхождения хандра (родственно латинскому ипохондрик), хотя в таком сочетании (позволяем себе редактировать Пушкина?) — гораздо естественнее звучало бы не хандра, а тоска, собственно русское состояние.
Словарные определения тоски существуют, конечно, они такие: 1) «тяжелое, гнетущее чувство, душевная тревога», 2) «гнетущая, томительная скука», 3) «скука, уныние». Но мы видим: эти формулировки описывают душевные состояния, родственные тоске, но не тождественные.
Поэтому обычно для описания тоски, если хотят кому-то объяснить непонятное им, к счастью, чувство, то применяют развернутые объяснения, типа: «тоска — это то, что испытывает человек, который чего-то хочет, но не знает точно, чего именно, и знает только, что это недостижимо, при этом очень страдает, почти физически». Ужасное состояние, недаром родственны слова тоска и тошнота.
В отличие от всех разновидностей сплина, скуки настоящая тоска, как уже говорили, чаще всего так и именуется: «русская тоска». Этимологически тут, разумеется, общеславянские (в праславянском было тъска), и, особенно, восточнославянские связи, корни. Обозначены параллели со словом тошно и в чешском, с украинским тоскно, тоскливо, с польскими словами тескный, тескливый.
Ключевым это чувство признается потому, что в склонности к нему исследователи видят проявление особого душевного национального свойства, называют его «практическим идеализмом». Те, кто так назвал, не поясняют, что имеется в виду, попробую это сделать. Мне кажется, при этом подчеркивается, что русскому человеку свойственно мечтание о совершенствах, недостижимых в реальности, и идеализация состоит в том, что сознание не согласно примириться с недостижимостью. Говорят даже, что возникновению и процветанию такого состояния души способствует и бескрайность русских пространств.
Здесь естественно возникает вопрос: как наличие в языке некоторого слова связано с наличием соответствующих представлений в культуре народа? В то же время отсутствие какого-то номинанта не означает, что нет соответствующего понятия в культуре. Одно из доказательств такое: именно наличие какого-то культурного понятия у народа при отсутствии его наименования часто становится стимулом заимствования. Например, так появилось иноязычное галантерея, т.к. по-русски не было единого слова, называющего мелкие принадлежности туалета: галстуки, пуговицы, кружева. Однако именно наличие или отсутствие наименования какого-то явления и средства, заменяющие его, позволяют задуматься и об истории народа, и об истории русской государственности. Не найдем ли там предпосылок к возникновению определенных названий, характерных свойств характера и души? На основе анализа ключевых слов и сопоставления их содержательной характеристики историки, социологи, экономисты высказывают различные предположения, и позже мы поговорим о некоторых таких предположениях.
А как мы узнаём, что данное слово относится к ключевым?
По двум главным признакам. Во-первых, в их значение входит особо важная для носителей языка идея, как, например, идея ощущения тягостности и безысходности в значении описанного слова тоска. Во-вторых, именно для этих слов трудно, а иногда просто невозможно подобрать полноценные аналогии на другом языке. С тоской в этом смысле мы уже разобрались. Нет точного аналога. А как вам в этом плане слово авось? Или удаль?
А есть еще такое совершенно русское и тоже непереводимое слово заодно. Интересно с этих позиций поразмышлять и о специфически русском слове собираться (в значении «Собираюсь найти хорошую работу»).
С него и начнем наш более подробный анализ. В содержании этого слова сосредоточено общенациональное представление о том, что в любом деле главное — это собраться, мобилизовать внутренние ресурсы, а остальное уже как-то само образуется. Глагол собираться является одним из весьма характерных и труднопереводимых слов русского языка. Хотя этот глагол указывает прежде всего на определенное ментальное состояние субъекта, т.е. используют его, чтобы показать, на чем сосредоточена внутренняя жизнь человека, который только готовится к действию, но не совершает его, например: Распустив волосы, я долго сидела на постели, все собираясь что-то решить, потом закрыла глаза, облокотясъ на подушку, и внезапно заснула (И. Бунин).
Одновременно в этом слове может быть представлена и идея процесса, например, в случае диалога: — Что сейчас делаешь? — Собираюсь завтракать. Процессность тут, несомненно, есть, она подчеркивается несовместимостью с заменой глаголами намереваться, планировать: когда человек говорит «собираюсь завтракать» речь не только о ментальном состоянии, но и о том, что он уже в этот момент, скорее всего, накрывает на стол.
Еще одно характерное русское слово — удаль. Оно называет качество, чем-то родственное таким качествам, как смелость, храбрость, мужество, доблесть, отвага, но все же совсем иное. Что иное? Удаль — это не простая смелость, это безудержная смелость, соединенная с бойкостью, ухарством, это смелость, которая не знает преград, не способная на расчет, совместимая с подходом «победа или смерть». Вместе с другими, удаль — одна из самых характерных черт русской ментальности. Напомню: ментальность народа — это глубинный уровень коллективного и индивидуального сознания, устойчивая совокупность установок на восприятие мира. Ментальность формируется в зависимости от традиций культуры, социальных структур и всей среды жизнедеятельности человека, и сама в свою очередь их формирует, выступая как порождающее начало, как важный исток культурно-исторической динамики.
Таким образом, сегодня науке известно, что, несмотря на огромное разнообразие смыслов, выражаемых нашей речью, есть у нашего, как и у каждого народа, некоторый набор идей, можно даже сказать — идеалов, мышления, поведения, понятий, которые входят в число наиболее важных идей, от которых не положено отступать и которые поддерживаются языком, его ключиками, ключевыми словами. Еще одно из них — знаменитое русское слово авось.
Известный русский филолог Л. В. Щерба писал об особой роли в характеристике русской ментальности так называемых «мелких слов». Это модальные слова, частицы, междометия, сюда и относится знаменитое авось. Скажем: «Хоть поезд уже через час, авось успеем». Это слово обычно переводится на западноевропейские языки при помощи слов со значением 'может быть, возможно'. Однако, как видим уже из приведенного примера, тут значение не совпадает с «возможно» или «может быть». Слова может быть, возможно и подобные способны в равной мере выражать гипотезы относительно прошлого, настоящего или будущего, например: Он не пришел, возможно, заболел, здесь совсем нельзя использовать авось, при такой замене в предложении появился бы оттенок недоброжелательности: будто говорящему для чего-то это надо, чтоб заболел. Авось всегда проспективно, устремлено в будущее и выражает надежду на благоприятный для говорящего или другого субъекта сообщения исход дела.
Сравним примеры. Для первого случая: Я не пойду сегодня на лекции, пойду к врачу, авось даст справку, будет уважительная причина — здесь надежда говорящего на возможность; иначе для второго случая: Он не придет завтра на собрание, авось врач даст больничный и он сумеет оправдаться перед начальством — здесь авось предполагает возможность как мыслимую говорящим, желательную для объекта, но не имеющую под собой больших оснований. Чаще всего, и в нашем примере это есть: авось используется как своего рода оправдание беспечности, когда речь идет о надежде не столько на то, что случится некоторое благоприятное событие, сколько на то, что удастся избежать какого-то крайне нежелательного последствия. Типичные контексты для авось — это сочетания: Авось, обойдется; Авось, ничего; Авось, пронесет.
Важная особенность: установка на авось обычно призвана оправдать пассивность субъекта. Часто это говорящий, который вообще-то догадывается, что должен был бы предпринять какие-то действия, например, быть осторожнее, поторопиться, или, напротив, задержаться, отложить какое-то действие, не затягивать какое-то меропрятие, однако не хочет ничего предпринимать, но продолжает надеяться, что и так все кончится благополучно.
Косвенным указанием на связь данного слова с ментальностью является тот факт, что народ в своих произведениях, пословицах, поговорках, часто упоминает его, например, иронизирует по поводу такого свойства русского характера, привлекает внимание к опасности риска: Авось и рыбака толкает под бока; Авось что заяц: в тенётах вязнет; Авоська небоське набитый брат. Интересно, что часто в пословицах происходит персонализация слова, оно само выступает как нежелательное действующее лицо: Авось с небосем водились, да оба провалились; Авось дурак, с головою выдаст.
Еще одно важное ключевое слово — заодно, тоже специфическое, тоже трудно переводимое. Можно сказать, что в своей специфичности это слово соперничает с авось и небось.
Большинство словарей не может удовлетворительно решить проблему перевода слова заодно на другие языки. Если для значения объединения с чем-то (Заодно с правопорядком, Мы с ним заодно) предлагаемые переводы хотя бы более или менее передают общий смысл, то едва ли возможно составить сколько-нибудь адекватное представление о значении главного заодно, такого, как в случае типа: Если пойдешь на почту, купи заодно хлеба.
С этим значением связана определенная установка или жизненная стратегия, характерная для носителей русского языка, именно в русском языке мы находим слово, выражающее в концентрированной форме совершенно особый социально-бытовой механизм, особые условия русского социума. Считается, что важную часть содержания при использовании слова заодно составляет желание говорящего, воспользовавшись помощью адресата, при этом не почувствовать себя ему обязанным, дать ему через это слово понять, что не затрудняет его. Смысл выражаемых отношений можно описать следующим образом: «Ты идешь на почту, это ты делаешь, исключительно решая свою задачу, и тебе ничего не стоит зайти в магазин и купить хлеб». В нашей речи поэтому довольно часто встречаются высказывания типа: Ты все равно встаешь, зажги заодно свет. В высказываниях такого рода имеется в виду, что есть некоторый результат, который является желательным, но не настолько, чтобы оправдывать усилия, направленные исключительно на его достижение. Однако поскольку субъект все равно решает некоторую смежную задачу, он может достичь желаемого результата, почти не потратив дополнительных усилий. Не стоило бы вставать специально ради того, чтобы зажечь свет, не стоило бы специально идти за хлебом, но, проходя мимо выключателя, повернуть его совсем нетрудно, как нетрудно купить хлеб, проходя мимо магазина.
Слова специально и ради выражают в известном смысле противоположную идею. Специально ради чего-то означает «'именно и исключительно с данной целью», которая тем самым, очевидно, обладает в глазах субъекта высокой ценностью. Многие вещи человек не стал бы делать специально, но готов сделать их заодно. И даже в каком-то смысле делает их именно потому, что большая часть необходимых усилий все равно уже затрачена.
Очень естественный контекст для заодно — это слово так; например:
— Зачем ты отдала в ремонт старый телевизор? — Да я так, заодно, все равно нужно было ремонтировать радиоприемник, отдала уж и телевизор. Близкие к заодно по значению слова — кстати и попутно (ср.: Пойду куплю газету. Кстати (попутно) посмотрю, открыта ли химчистка) не содержат идеи мотивировки действия, их употребление предполагает лишь представление о том, что надо рационально организовать свою деятельность. Ср. неестественное: — Зачем ты постирала мою рубашку? — Да я так, кстати (попутно). Не случайно именно кстати и попутно, в отличие от заодно, нередко используются в качестве специальных дополнений в высказываниях типа заметим кстати или попутно отметим.
Таким образом, можно исходить из следующего толкования для выражения «Делая А, некий субъект заодно делает Б: принимая во внимание, что большая, или по крайней мере значительная, часть действий, которые необходимо выполнить, чтобы сделать Б, будет или уже была выполнена для осуществления А, этот субъект призывается принять решение сделать также и Б, которое при иных обстоятельствах, возможно, не посчитал бы необходимым делать».
Можно выделить несколько наиболее характерных типов ситуаций, с которыми связывается русское заодно. Прежде всего, это ситуация побуждения к действию. Здесь бывают две разновидности. Ср., с одной стороны: Ты все равно идешь гулять, купи заодно хлеба и, с другой: Сходи, пожалуйста, за хлебом, заодно воздухом подышишь. Если в первом случае говорящий убеждает адресата совершить некоторые действия, ссылаясь на то, что тому это совсем не трудно, но нужны они говорящему, то во втором говорящий соблазняет адресата возможностью без дополнительных усилий получить приятный для того результат. Этот тип аргументации представлен включением в высказывание элемента, называющего результат дополнительного действия, безусловно, нужный, полезный субъекту.
Рассмотрим теперь несколько иные случаи, когда контекст обладает характерной неоднозначностью: «Приходи ко мне послезавтра в шесть, обсудим и устроим твои дела, а заодно развлечемся». При одном подходе мы понимаем приглашение говорящего, как направленное в первую очередь на обсуждение дел адресата, при этом возможность развлечься — как приманка, привлечение интереса. Но не исключено и другое понимание: приглашение сулит возможность разрешения жизненно важных для адресата проблем, одновременно уговаривая не отказывать себе в небольших удовольствиях. При обоих вариантах развлечениям отводится менее значимое место, чем решениям дел. Но стоит нам в этой фразе поменять местами компоненты: Приезжай к шести, развлечемся, заодно обсудим и устроим твои дела — как удовольствие становится важнее дела. Таким образом, то, что прикреплено непосредственно к слову заодно, одновременно характеризуется менее значимым статусом. В глазах воспринимающего данное высказывание резко другой и статус говорящего.
Более сложная стратегия реализуется в примерах другого типа: Хлеба еще немного есть, специально за ним не ходи, если только заодно, когда пойдешь гулять. Говорящий, возможно, хитрит: он скорее всего хочет, чтобы хлеб был куплен, но специально умеряет энтузиазм адресата, щадя его силы, проявляя заботу о нем (специально не ходи) — и в то же время заранее умаляя его заслуги и одновременно ограждая себя от будущего положения по отношению к адресату как человека, находящегося в долгу перед ним.
Несколько иные функции приобретает слово заодно в тех случаях, когда говорящий описывает собственные действия. В такой ситуации данное слово позволяет преуменьшить, в тех или иных целях, заинтересованность говорящего в результате того действия, которое совершается заодно: в интересах говорящего представить его как неважное, случайное, попутное, незначительное. Например, жена мужу: Видишь, на мне кофточка симпатичная? Пошла подруге подарок покупать, заодно и себе купила. Или другой выразительный пример из повести В. Ерофеева «Москва-Петушки»: «А я слышу — у вас тут такой литературный разговор, дай, думаю, и я к ним присяду, выпью и заодно расскажу, как мне за Пушкина разбили голову и выбили четыре передних зуба...» Поэтому, например, если говорящий хочет пожаловаться на свою жизнь, то это слово уместным не будет, например, никто не скажет: Ох, совсем замоталась: с утра нужно было тащиться в собес, потом в сберкассу, в паспортный стол, да еще надо было заодно в прачечную зайти.
Условия контекста могут позволять слову заодно видоизменять свою функцию, представлять элементы значения, участвуя в «расцвечивании» описываемой ситуации. Разберем вот такой пример из романа писателя В. Войновича: «Мой начальник Борис Иванович вызвал меня как-то по делу, мы обсудили его, а уж потом, как бы заодно, Борис Иваныч и говорит: «Да, друг мой, забыл совсем тебе сказать: тут на тебя кляуза пришла от твоего конкурента, черт бы его побрал…» Слова как бы указывают здесь на желание Бориса Иваныча исказить реальное соотношение значимости двух вопросов и представить дело так, будто не кляуза являлась подлинной причиной вызова. Истинное соотношение двух событий, разговора о деле и сообщения о кляузе, представлено очень выразительно, причем не только благодаря слову заодно, оно поддержано выражением досады начальника, обращением к подчинённому. Начальнику ситуация неприятна, и этим объясняется его манипуляция в процессе сообщения о кляузе.
…Вообще мы можем, анализируя свою речь, заметить, что часто в моменты, когда в процессе разговора приходится уделить особое внимание какому-то повороту события, привлечь внимание слушателя, сосредоточить его внимание на нужном говорящему направлении, ключевые слова часто берут на себя роль регуляторов, тогда становится наиболее отчетливой и важной тонкая грань различий их смыслов и роли в представлении содержания текста.
