Слушаем мы иногда рассуждения кого-то из экспертов на телепередаче, или просто гостя на телешоу. Серьезные, логичные, мудрые… Но как бледнеет эта мудрость, если каждый раз, когда требует смысл происходящего, произносится: «ходатАйство»! Именно так, с ударением на третьем слоге вместо правильного «ходАтайство», что логичнее: ведь образовано слово от названия лица — «ходАтай», тот, кто выступает как чей-либо защитник. И бывает так из передачи в передачу, и непонятно: почему никто не поправит?
А может быть, это позиция? Какая, дескать, разница: там ударение или не там, горячий кофе или горячее. Может, и вправду — и для нас, и для языка — безразлично?.. Не лишни и другие вопросы.
Безразлично ли, хорошо ли, что стало непомерно много заимствований, не всегда понятных, и слышны жалобы: «Зачем нам тьютер, эдитор, эксклюзив?» А еще на каждом шагу хоть и не английские, но такие «неродные» отморозок, наезд, крыша, стрелка. Вульгаризмы типа нонешный, киношный — еще самое невинное, что можно услышать. Как будто распахнулись ворота тюрем, и словами погоняло, ксива, замочить не брезгает даже элита. А уж абсцентная лексика (попросту — мат)… Ею заполнены наши улицы, развлекательные центры, уши. Встречаются даже пугающие своим правдоподобием утверждения: криминал, хлынувший в российские села и города в 90-е годы, просочился в нашу речь и теперь навсегда застрял в ней.
Говорит ли это о необходимости «спасать язык»?
В какой-то степени — да.
Да — потому что редкий интеллигент не вздрогнет, услышав безудержную брань, или всемогущее сегодня «блин», притворившееся безобидным. Да и потому, что невыносимы бывают звучащие даже с экранов телевизоров «играть значение» или «они крали чужое».
Нет — потому что перечисленные разряды слов тоже часть языка, достойная изучения, фиксирования в словарях (подчеркну: изучения — но не употребления вне совершенно особых художественных задач!), слова эти не только невозможно, но и не нужно просто взять и изъять.
Нет и потому, что любого рода отклонения от нормы (вульгаризмы, заимствования, смешение стилей) — важный показатель, отражающий через язык изменения в структуре и экономике общества. И еще нет потому, что приведенные и другие виды «языкового мусора» содержат (ох, как не хочется в этом признаваться!) ценные сведения о нас, наших душах и интересах.
Конечно, нас раздражает все чаще встречающаяся необходимость открывать словарь (да не русский словарь иностранных слов, он не поспевает за лексикой сегодня, а англо-русский!), выискивая, что это значит, к примеру: «требуется эйчар»? (оказывается, менеджер по персоналу, вроде нашего кадровика).
Но радикальных мер против таких явлений не предусмотрено. Потому что появление новых слов, новых значений у слов старых — естественная реакция языка на изменяющийся мир, и чем талантливее, креативнее, т. е. творчески активнее язык, тем больше таких изменений в нем наблюдается.
Не будем спорить: далеко не все пришедшие сегодня, в основном из английского языка, слова удобны и понятны. Но не всегда в том дискомфорте, который мы при этом испытываем, виновато заимствование. Например, нас ничуть не раздражает тот факт, что основной русский гражданский документ называется паспорт, первоначальное значение этого слова: бумага, разрешающая вход в порт, и сегодня этот порт в паспорте слышится, и никому не мешает. В то же время как непонятное, иноязычное несведущий человек может воспринимать слово лавсан, хотя это чисто русская аббревиатура (напомню: новый синтетический материал был назван аббревиатурой из сочетания: лаборатория высокомолекулярных соединений Академии наук).
Не было у нас короткого и емкого названия встреч на высшем уровне — прекрасно вписался в нашу жизнь саммит, не было и русского наименования процесса всемирной политической и экономической интеграции — появилось и широко используется глобализация. А разве лучше говорить о важности признания за другим права быть другим так длинно и отказаться от термина толерантность?
Любое из проникающих в нормативный язык слов остается и утверждается, если сумело доказать свою нужность. Так пришло и навсегда осталось просторечное парень, так иноязычное архитектор вытеснило родное зодчий, но зато ни пилот, ни авиатор не сумели победить распространенность летчика.
Точно так же не вечны и не бессмертны вульгаризмы и ругательства, это мы своей нечистоплотностью и духовной опустошенностью удобряем для них почву. Поэтому не стоит сетовать на засоренность языка, не стоит вообще обвинять язык в появлении в нем негативных явлений: он всего лишь зеркало, отражающее особенности нашей жизни. Станем мы культурнее, терпимее, душевнее — иными мы увидим себя и в языке. Пока мы такие, как говорим…
Светлана Гехтляр,
доктор филологических наук, профессор
