— Так! ты давай не выдумывай, а собирайся и иди к Свете, утренник у него в пятницу, всегда был в субботу, а тут вдруг в пятницу, — сказала мама, закрыв кран с водой, и ласково глянула на сына.

Это была молодая женщина, стройная, если не сказать хрупкая, и очень подвижная. Ее огромные карие глаза казались жгучими углями на фоне слегка бледной кожи. Правда, эта бледность не была болезненной, напротив: свежая и бодрая, словно морозное утро. Взгляд ее был горделивый, особенно сильно это чувствовалось, когда она смотрела на своего сынишку. «Видали, мол, какой мой мальчик, то-то! — я родила».

— Ма! но я ведь ещё не выздоровел, кхе-кхе, — театрально откашлялся Рома.

— Ах, ну так если ты ещё болеешь, то и на утренник тогда не пойдёшь, — тут она стала говорить тише, словно сама с собой, точно что-то смекая, — правильно, посиди-ка лучше дома, ноги попарь, над картошкой подыши, здо-ро-ве-е будешь.

Сердце тут же оборвалось, Ромка с пару секунд переваривал услышанное, а потом завопил не своим голосом, — нет мамочка! я здоров! очень здоров, как Конан-варвар.

— А как же кашель?! — прищурилась мама.

— Да это я слюной, вот так, смотри, — он поднатужился, сглотнул и тут же наигранно закашлял, кхе-кхе, — вот видишь?

— Вижу, — улыбнулась мама, — давай, беги к Свете.

Света была одноклассницей и подружкой Ромы, они даже родились в один день, да что там родились — в первый месяц жизни Светка умудрилась заразить его ветрянкой, когда мамочки катали коляски рядом, вот насколько они были близки. И как говорил про свою подружку сам Рома: «А ещё у Светы была смешная фамилия Шмель, а ещё у неё была собачка Фунтик», — и вот с этим вот Фунтиком Ромке снова нужно было встретиться.

Ромка медленно шёл по улице. Оно конечно можно было б и бегом, да вот куда спешить?..

«Опять этот Фунтик, чтоб он провалился, — думал Рома. — Ну для чего вообще нужны эти собаки, даже в лоток не умеют ходить, уж лучше бы котёнка завели». Так размышляя, он незаметно пришёл к дому Светы Шмель.

Ромка притих, он внимательно слушал, что происходит там, за калиткой. Тихо. «Наверное, снова на цепь посадили, слава богу!», — подумал Ромка, тихонько приоткрывая дверь и одновременно просовывая голову в появившуюся щелку. Ржавая пружина предательски заскрипела тр-р-р-р, и, откуда ни возьмись, лая взахлёб, выскочил Фунтик. Маленький, кругленький пёсик с коричневым ошейником на серой шее. Ромка еле успел отпрянуть и закрыть дверь.

— Фу-у-х, — выдохнул Рома, вытирая мигом вспотевший лоб, в то время как Фунтик просто заливался звонким лаем.

«Что же делать, — хмурился Ромка, — как узнать, когда будет утренник. Блин! надо ж было заболеть!.. и Светка эта, вечно где-то пропадает, а, может, опять телек смотрит, ну тетеря глухая», — и он с силой пнул ногой сугроб.

— Свет! Светка! — вдруг крикнул Ромка, озираясь по сторонам.

Тишина.

«Блин, да где ж они все», — Ромка обошёл огромный сугроб и начал заглядывать в окна. Шторы плотно задернуты, но все же видно, как в зале мигает телевизор. «Значит, дома», — молнией пролетело в голове.

— Теть Оля! — крикнул Ромка и, точно стесняясь кого-то, спрятал губы в широком воротнике куртки.

Но опять никто не услышал, и только Фунтик, гавкая до хрипоты, никак не унимался.

— Тьфу, чтоб тебя! — выругался Ромка. «Кинуть бы чем, тогда б точно услышали, да снег рыхлый… а был бы не рыхлый...», — подумал Ромка, но тут же запнулся, он вспомнил, как таким же морозным днём выбил стекло у себя на балконе, — а ну! — махнул рукой Ромка: «Скажу, что утренник завтра, да и все, ходи тут, стучи!» И, отойдя подальше, крикнул Фунтику: «Да замолчи ты наконец, звягалка!»

Он шёл домой, вдыхая свежий, морозный воздух и задрав голову, смотрел, как белесые тучи укрывали вечернее солнце, окрашивая небо рябиновым соком.

— Непогода заходит, — вдруг, кашляя, проскрипел незнакомый старик, — вон, смотри, вороны на ветках нахохлились.

Ромка вздрогнул, искоса посмотрел на незнакомца и, ничего не ответив, ускорил шаг.

— Ну что, дома Света?

— Да дома, дома! — недовольно ответил Рома.

— А как там твой друг Фунтик поживает?

«Зачем она спрашивает про него», — напрягся Ромка и тут же соврал:

— Не знаю, на цепи вроде.

— На цепи?! Странно, обычно он отвязанный бегает.

— Ма, я есть хочу, — схитрил Рома.

— Ааа, проголодался на морозе, а я как раз картошечку твою любимую сделала, угадай с чем.

— С ассорти?

— С гри-ба-ми, — протянула мама.

— Урааа! — хлопнул красными ладошками Ромка.

Вечером, когда он уже засыпал, мама все суетилась и даже не думала ложиться, она все штопала красно-зелёный костюм скомороха, пришивала дождик и переклеивала колпак из старых кусков обоев.

«А если завтра и вправду не будет утренника, что если будет так, как говорит мама: «Сначала генеральная уборка, а только потом елка», — от этих мыслей неприятное чувство тревоги овладело Ромой. Его будто стало подташнивать, а затем бросило в жар, от чего лицо стало гореть, а сон словно испарился. «Ладно, все будет нормально», — успокаивал себя Рома, укутываясь в одеяло с головой.

Утром они проснулись поздно и, если бы не будильник, точно бы проспали. Погода резко изменилась, на смену морозным солнечным дням пришла зябкая оттепель с таким туманом, что в окно даже не было видно дома напротив.

Ромка надел маскарадный костюм, подготовленный мамой за ночь. Он смотрел на себя в зеркало и видел отражение маленького скомороха. Ромка был копия мамы, те же карие глаза, тот же вздернутый нос, те же пухлые немного оттопыренные губки, отчего казалось, что он вечно чем-то недоволен. «Только бы утренник был сегодня», — зажмурив глаза, подумал Рома.

Они вышли на улицу. Дорога до остановки была не из легких. Тогда, в девяностых, дороги чистили крайне редко, зимой их заметало, и лишь узкие колеи, оставленные машинами, служили чем-то вроде тропинок для пешеходов. Но все равно мокрый снег налипал на сапоги, ноги скользили и разъезжались, и, если взять в расчёт, что у мамы были не зимние, а осенние ботинки на высоком каблуке, то путь до остановки был сродни восхождению на Эверест. Все время, что они шли, она подгоняла отстающего сына, пока, наконец, не показалась ржаво-зелёная остановка, а еще через пару секунд — старенький автобус, который, не спеша, накренившись на один бок, проехал мимо пустой остановки.

— Это что, автобус?! — всплеснула руками мама.

— Да! автобус! автобус! — заволновался Рома.

— Так ведь не время ещё, через три минуты должен, — задыхалась мама. Ромка притих.

Так они дошли до остановки, где там, вдали, коптя, синея клубами выхлопных газов, трясся, точно в ознобе, рейсовый автобус.

— Ма, может, домой, — нерешительно начал Рома.

— Нет уж! — вспыхнула мама и тут же, задрав булавочный нос, надув при этом без того пухлые губки, решительно добавила, — у моего ребёнка будет утренник! От этих слов Ромку точно ошпарило кипятком, кровь ударила в лицо, и он, не в силах смотреть на маму, отвернулся, а мама при этом задрала нос ещё выше.

Стоять на остановке не было никакого смысла, сомнений в том, что уходящий автобус, действительно, был рейсовым, не было, ждать следующий было слишком долго, да и был ли смысл… в общем, они решили идти пешком — чуть меньше десяти километров. «Может, попутку поймаем», — подбодрила мама, и они пошли.

Они прошли большую половину пути, когда наконец остановилась та самая попутка. Забравшись на заднее сиденье, Ромка согрелся и тут же заснул, а радостная мама буквально за пару минут рассказала водителю про: уехавший автобус, новогодний утренник, о том, как за неделю перед елкой Ромка заболел, но теперь выздоровел и едет на утренник.

— Ну, удачи тебе, малец, не болей, — напутствовал водитель и, дав газу, развернувшись юзом, умчался прочь.

Войдя в школу, Ромка сразу все понял, никаким утренником здесь и не пахло. Всюду бегали ребята с тряпками или ведрами и все это с шумом, гамом и весельем.

— Здравствуйте, Наталья Сергеевна, — поздоровалась мама, увидев учительницу Ромы.

— Здравствуйте, Алена Витальевна, здравствуй, Рома, как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — ответил Рома.

— Вы к нам по делу или? — она глубоко вдохнула и подняла брови.

— На утренник, — улыбнулась мама. И, глядя в начинающие округляться глаза Натальи Сергеевны, добавила, — или его сегодня не будет?

— Ну что вы, — улыбнулась Наталья Сергеевна, — утренник завтра, сегодня вот генеральная уборка. Денисенко, оставь ее! — вдруг крикнула учительница, мгновенно взявшись алыми пятнышками. — Извините, дети, — она повела плечами, — так кто вам сказал, что сегодня утренник?

— Извините, Наталья Сергеевна, мы на секунду, отойти, — мама крепко схватила Рому за руку и потащила за собой на крыльцо.

— Ты был вчера у Светы?! был или нет, я тебя спрашиваю, — шипела мама.

— Был... — начал кукситься Рома.

— Так это она сказала, что утренник будет сегодня?

— Да...

— Значит так, я сейчас пойду и приведу ее сюда, — она уже развернулась и уже было пошла, но Рома вдруг вцепился в ее руку.

— Мама, не надо!

— Что?!

— Я не был у неё...

— Почему ты опять наврал?

— Фунтика...

— Говори внятно!

— Из-за Фунтика... — повесил голову Рома.

— Ты самый настоящий трус и лгун! — добавила мама. Никакого тебе утренника, пусть идут те, кто не обманывает своих родителей!

Они молча шли мимо бесконечного забора из серых плит. Ромка смотрел на спешащих людей, кутающихся в воротники от леденящей сырости. Он завидовал им, у них в отличие от него будет праздник... Пару раз он думал было заплакать, да как-то не получилось.

Так они пришли на остановку. Женщины с огромными сумками столпились как пингвины и что-то живо обсуждали.

— Ишь, ворье! раньше такого не было! — кричала пожилая женщина в платке.

— Все растащили, — поддакивала другая, — раньше хоть три раза в день, да зато ходил по часам, а теперь шесть раз...

— Да через раз, — ввернула третья и залилась звонким смехом.

— Вот вам и демократия, — сощурился пожилой мужичок.

— Дерьмократия! — поправил усатый мужчина и сплюнул.

— А что, автобуса не будет? — поинтересовалась мама.

— О, проснулась! — всплеснула та, что была в платке, — сломался автобус!

Мама отошла и, не глядя на Рому, сказала:

— Вот, теперь пешком пойдём, и все из-за тебя, у меня уже ноги насквозь мокрые, — и, немного задумавшись, как-то слишком строго добавила: — Вот заболею и умру, будешь знать тогда!

Больше Рома ничего не слышал, слова матери словно обожгли его сердце, он и представить не мог, что она может когда-нибудь умереть. Нет, он, конечно, знал о смерти, но он знал другое: умирают старые бабушки и дедушки, но никак не мама. «А ведь у Коли Медведева тоже мама умерла, хоть и молодая, а заболела и умерла...», — нечаянно вспомнил Рома и тут его остренький подбородок дрогнул. Расставив руки, он кинулся к матери настолько стремительно, что чуть не сбил ее с ног.

— Мама! мамочка! мамуля! не умирай, пожалуйста! — я больше никогда не буду врать!

Мама удивленно хлопала глазами по сторонам, а женщины как-то разом притихли.

— Не умру, — еле сдерживая слезы, сказала мама и поцеловала его в соленые от слез щеки. В висках у нее неприятно стучало. — Пойдём домой, — заторопилась мама и, взяв Ромку за руку, скорее пошла прочь от остановки.

Вечером они ещё раз примерили костюм возле зеркала.

— Будешь у меня самым красивым на утреннике, — мама нежно провела ладонью по светлым волосам Ромки и снова задрала булавочный нос.

Алексей Шупиков 23.10.2020 года