Смешные эти взрослые! И разговоры у них смешные. Вот, например, пришла к маме тётя Лида, сидят, разговаривают. Маринка на них и не смотрит, кукле причёску делает — «взрыв на макаронной фабрике» называется. Но уши-то не заткнёшь, всё слышно. Тётя Лида и говорит:

— Видела Симу. Вот это номер! (А Сима никакой не номер, а толстая тётя с оранжевыми волосами). Ты представля-а-а-ешь? — тётя Лида не говорит — поёт, закатив глаза, — Сима вся в каракуле!

Маринка прыскает! Она каждый день рисует в альбоме каракули, но какую каракулю тётя Сима напялила, вообразить невозможно! Во-о-от такую! Как шкаф!

Тётя Лида продолжает:

— А я ношу норку. Воротник у меня — норка, шапка — норка…

Маринка выбегает в прихожую. Тёти Лидино пальто висит на плечиках, шапка — рядом на крючке. Воротник как воротник: тёмно-коричневый, гладкий, шапка — тоже. Маринка изо всех сил пялит глаза: никаких норок не видно. Она выносит из кухни табуретку, влезает на неё и берёт в руки шапку. Действительно, норка для головы: тёпленький, шёлковый внутри домик. «И ничего особенного! У меня тоже норка, — думает Маринка, — только моя норка вязаная». А вот на воротнике у тёти Лиды, вообще, — никаких норок. Маринка его весь разглядела и совсем уж собралась с табуретки слезть, как пальчик мизинчик нащупал в углу воротника крошечную норочку, влез туда — в тёплышко — и стал шарить: кто в норке живёт? Никого. А норка какая хорошая, уютненькая! Не пропадать же даром! Маринка слезает с табуретки, бежит в детскую и достаёт из жестяной коробки шарик от подшипника. У неё их несколько — не жалко. Пусть хоть один в норке живёт. Ах, как охотно и ловко скользнул шарик в свой новый домик!

— Пока, — шепнула Маринка, слезла с табуретки и совсем уж собралась её в кухню унести, но тут в прихожую выскочила тётя Лида. Она, конечно, не ожидала встретиться с табуреткой, налетела на неё, а мама шла за тётей Лидой… В общем, в прихожей стало очень тесно и очень шумно.

Маринка ничего не могла объяснить. Тётя Лида обнимала табуретку и повторяла:

— Как я жива осталась? Как я жива осталась?

А мама густым басом грозно гудела:

— Марина! Марина!

Тётя Лида (хорошая она всё-таки, добрая) рассталась, наконец, с табуреткой, нахлобучила шапку:

— Теперь бы не опоздать на работу, — и нагнулась, чтобы чмокнуть Маринку в щёку.

— Бэмц, ток-ток-ток-т т т т т т т т…. — застучал по полу шарик. Не захотел в норке жить, дома решил остаться. Ну и что? Чего охать, хвататься за сердце и отпрыгивать? И почему непременно на шарик наступать?

Тётя Лида закачалась, замахала руками, как птица крыльями, мама обхватила её, обняла и, покачавшись в объятиях друг дружки, они, наконец, сели посреди прихожей на пол.

— Марина, что это?— самым грозным басом гудит мама.

Тётя Лида хлопает глазами. И Марина говорит правду:

— Это шарик.

— Какой такой шарик?

— От подшипника.

— Ладно, — поднявшись и поправив шапку, говорит тётя Лида, — разбирайтесь, а я полетела. (Ну, где вы видели, чтобы тёти летали?)

Пришлось маме всё выложить про норки, про шарик, про то, что взрослые — странные. Про каракули тоже, к примеру. А мама объяснила, что норка — это маленький зверёк, похожий на белочку. Из его шкурки шьют шапки, воротники и даже шубы. А каракуль — это шкурка кудрявого ягнёнка.

Горько заплакала Маринка — это сколько ж ягнят ушло на тётю Симу! И мама ничего не говорила, только гладила её по голове.

— А твоя шуба из кого? — стонет Маринка.

— Моя искусственная. Так, из ниток — подобие меха.

Маринка уже не плачет. А мама ласково продолжает:

— А шапка у меня вязаная, как твоя…

Маринка вздохнула и решила:

— Вырасту, никогда-никогда не буду норку носить… и каракуль!

Кто её знает…