|
1.
«… человек с чуть смешным петушиным хохолком, с косо сидящими очками – Шостакович. Я никогда не видел никого, так похожего на собственную судьбу, как он. Она была такой же судорожной, дергающейся, такой же перекореженной, как он сам. Весь его облик воззывал о его беззащитности и в то же время он был могуч тем, что, не притворяясь могучим, принял на себя бремя защиты всех, кто был еще беззащитней, чем он». Е. Евтушенко «Шестидесантник. Мемуарная проза». 2.
«Булат останется нашей совестью, которой мы будем проверять себя и в России двадцать первого века. Он зарыл виноградную косточку в арбатском дворе, а лозы его стихов дотянулись даже до Японии. Он соединил в себе две поэзии, которые когда- то так любили друг друга, - русскую и грузинскую». Е. Евтушенко «Шестидесантник. Мемуарная проза».
3.
«Весной шестьдесят третьего года я был в гостях у Пабло Пикассо в его доме на юге Франции. Маленький быстрый человечек со сморщенным лицом старой мудрой ящерицы, столько раз оставлявшей хвост в руках тех, кто пытался ее схватить и приручить, показывал мне свои работы». Е. Евтушенко «Шестидесантник. Мемуарная проза».
4.
Хоть скройся в Мекку, хоть прыгни в Лету, в кишках — Россия. Не выдрать! Шиш! Невозвращенства в Россию нету. Из сердца собственного не сбежишь. Е. Евтушенко «Адамович так мало нам стихов оставил, наверное, потому, что его поэзия легко переливалась в более эмоциональную, пульсирующе размышляющую прозу и рассвобожденно пожурчивала. Кто нашептывал Адамовичу секрет, как стать большим поэтом почти не написав стихов?». Е. Евтушенко «Шестидесантник. Мемуарная проза». 5.
«Весной 1968 года Сикейрос рисовал мой портрет. Через два часа, как мы и договорились, Сикейрос сунул кисть в уже пустую бутылку и резко повернул ко мне холст лицевой стороной. - Ну как? - спросил он торжествующе. Я подавленно молчал, глядя на нечто сплюснутое, твердо-каменно-бездушное. - Мне кажется … не хватает сердца…- выдавил я. Он вынул кисть… обмакнул ее в ярко-красную краску и молниеносно вывел у меня на груди сердце, похожее на червовый туз». Е. Евтушенко «Шестидесантник. Мемуарная проза». 6.
«Целков – один из двух – трех самых моих близких друзей. К нему я мог приехать без звонков в любое время дня и ночи – и один, и вдвоем, и даже с большой компанией. Однажды, выйдя из его квартиры ночью, мы купались при лунном свете в канале, как будто прощались навсегда и с нашей молодостью, и друг с другом: Белла Ахмадулина, Василий Аксенов, Роберт Рождественский, Андрей Вознесенский, Булат Окуджава, японская девушка Юко, Олег и я». Е. Евтушенко «Шестидесантник. Мемуарная проза».
7.
«У сенатора Роберта Кеннеди были странные глаза. Они всегда были напряжены. Голубыми лезвиями они пронизывали собеседника насквозь, как будто за его спиной мог скрываться кто-то опасный. …Глаза обитали на лице, как два не причастных к общему веселью существа. Внутри них шла изнурительная скрытая работа». Е. Евтушенко «Шестидесантник. Мемуарная проза» 8.
«Как любого великого художника, Пастернака тошнило от прописных истин, от торжествующей банальности, от вульгарного языка и манер, от помпезного самопрославления… Пастернака приводило в отчаянье желание подменить идеи идеологией, а уважение к драгоценности каждой личности – культом обезличенного коллективизма». Е. Евтушенко «Шестидесантник. Мемуарная проза»
9.
«Мне нравились некоторые его картины. Сквозь спекуляцию, эпатаж, шарлатанство, в них пробивалась магическая мощь». Е. Евтушенко «Шестидесантник. Мемуарная проза»
10.
« – Я хотел стать медиком, но потом убедился, что одной медициной человечество не спасешь… – медленно сказал команданте. Потом резко обернулся, и я снова отвел взгляд от его глаз, от которых исходил пронизывающий холод – уже неотсюда». Е. Евтушенко «Шестидесантник. Мемуарная проза» 11.
«Безо всякой бумажки, в отличие от стольких предынфарктных политиков мира, Фидель щедро швырял в магнолийно – рыбный воздух еще вчера малоизвестного острова, а теперь казавшегося революционным центром мира, зажигательные речи о свободе и справедливости…». Е. Евтушенко «Шестидесантник. Мемуарная проза».
12.
«И вдруг торжество разоблачительной угрозы в глазах Хрущева стало по мере возрастания патриотического воя сменяться опасливым презрением к залу. Хрущев поднял руку, утихомиривая спровоцированный им самим всплеск агрессивного подхалимства». Е. Евтушенко «Шестидесантник. Мемуарная проза» |
|
